Светлый фон

Узнав об этом, я улыбнулся. Глупцы, они не понимали, что власть тирана основывается на личной выгоде. Я же не имел ничего кроме власти, а значит, тираном не являлся. Я был Семнадцатым, обычным Семнадцатым.

Семнадцатый всегда прав!

Семнадцатый всегда умен!

Семнадцатый преисполнен сил!

Был шок, а потом все разом успокоилось. Стало спокойно, как никогда прежде. Я мог наслаждаться искренней любовью своих подданных. Тех, что уцелели, доказав свою преданность мне. Время от времени некоторые из них умирали, что мало волновало меня. Я почти не думал об этом, а когда вдруг начинал размышлять о внезапных смертях, испытывал чувство облегчения. Я радовался тому, что об этом не задумывается и Лельна, в противном случае, я опасался, что могу не найти слов для объяснения. Лишь как–то раз она спросила:

— Почему умирают люди?

— Так заведено, — ответил я, сделав вид, что не понял вопроса.

— А я могу умереть?

— Нет, ведь ты же любишь меня, а я бессмертен.

Лельна кивнула головой и успокоилась, а я заглянул в ее глаза и впервые повелел. Я приказал ей жить вечно.

Но все случилось иначе. Вскоре Лельны не стало. Она умерла от разрыва сердца.

В день ее смерти Тод явился в последний раз. Впрочем, возможно, он приходил еще, но это был последний день. Тод старательно изображал сочувствие.

— Мне жаль. — Я не отреагировал, и тогда он, ухмыльнувшись, прибавил: — Не слишком убивайся по ней, Ноет. Она ненавидела тебя.

— Почему? Почему? Почему? Ведь было время, когда она любила! Я знаю это!

— От любви до ненависти всего один шаг. Вот такой коротенький. — Тод отмерил двумя пальцами. — Порой даже не замечаешь, когда делаешь его. Ничего, найдешь себе другую.

Тод говорил дружелюбно, но я видел в его глазах жадность. Он желал овладеть моей душой.

— Конечно, — согласился я. — Найду себе другую.

Едва он ушел, я вытащил из ящика письменного стола пистолет. Дуло приятно холодило разгоряченный лоб. Я трижды нажимал на курок, и пистолет трижды давал осечку.

— Бесполезно, — сказал Тод, объявляя свою тонкую ухмылку в стеклянной дверце книжного шкафа. — Ты не можешь убить себя. Ведь ты даровал себе вечную жизнь.

Направив ствол в ухмыляющуюся физиономию, я выстрелил. Пуля вдребезги расколола стекло. Вместе с ним исчез и Тод.