В конце концов я взяла плащ и закуталась в него. Толстая и плотная ткань плаща оказалась гораздо мягче на ощупь, чем я ожидала. Я узнала его запах – запах пряностей и дождя – и вдохнула поглубже, но почти сразу отдернула нос, так как дверь хлопнула и появился Витуриус с окровавленными доспехами и оружием в руках. Он отмыл грязь и переоделся в чистое.
– Устанешь стоять всю ночь, – заметил он. – Можешь сесть на постель. Или возьми стул.
Я не сдвинулась с места, и он вздохнул.
– Ты мне не доверяешь, я понимаю. Но если бы я хотел причинить тебе боль, я бы уже давно это сделал. Сядь, пожалуйста.
– У меня нож.
– Можешь взять еще и меч. У меня куча оружия, которое я видеть больше не хочу. Возьми все.
Он опустился на стул и начал чистить наколенники. Я, все еще напряженная, присела на краешек кровати, готовая защищаться, если понадобится. Витуриус был от меня довольно близко, я могла дотянуться до него.
Долгое время он молчал. В его движениях чувствовались тяжесть и усталость. Под маской полные губы казались жесткими, челюсть упрямой. Но я помнила, каким было его лицо на фестивале. Красивым. Даже маска не могла это скрыть. Темная ромбовидная татуировка Блэклифа виднелась сзади на шее, отливающей серебром в том месте, где металл маски прилегал к коже.
Он поднял лицо, почувствовав мой взгляд, но быстро отвернулся. Я все же успела заметить предательскую красноту глаз. Я расслабила руку, в которой только что сжимала кинжал так крепко, что побелели костяшки пальцев. Что могло расстроить маску, Претендента, настолько, что он едва сдерживает слезы?
– Что ты мне рассказывала о своей жизни в Квартале книжников? – спросил он, нарушив тишину. – С дедушкой, бабушкой и братом. Это ведь была правда?
– Несколько недель назад – да. Империя натравила на нас маску. Он убил дедушку и бабушку. Забрал мо его брата.
– А твои родители?
– Мертвы. Уже давно. У меня остался только брат. Но он в камере смертников в тюрьме Беккар.
Витуриус посмотрел на меня.
– В Беккаре нет камер смертников.
Его слова прозвучали как бы между прочим и совершенно неожиданно, поэтому я даже не сразу поняла их смысл. Он снова опустил глаза и занялся своим делом, не замечая, какое впечатление произвели они на меня.
– Кто тебе сказал, что он в камере смертников? И кто тебе сказал, что он в Беккаре?
– Я… слышала сплетни. –
– Твои друзья ошибаются. Или что-то путают. В Серре единственная тюрьма, где есть камеры смертников, – это Центральная. Беккар намного меньше, и обычно туда сажают торговцев-мошенников и пьяных плебеев. И это точно не Кауф. Я бы знал. Я был на страже в обеих.