Я словно увидела другого Витуриуса.

– Если бы ты мог просто быть тем, кто есть, вот здесь, – я положила ладонь ему на сердце, – а не тем, кем тебя сделали, ты бы стал великим Императором. – Я чувствовала, как под моими пальцами бьется его пульс. – Но они не позволят тебе, ведь так? Они не позволят тебе испытывать сострадание или доброту. Не позволят сохранить душу.

– Моя душа умерла, – он посмотрел в сторону. – Я убил ее вчера на поле боя.

Тогда я вспомнила, что мне сказал Спиро Телуман в последнюю нашу встречу.

– Существует две разновидности вины, – произнесла я тихо. – Одна – тяжкое бремя и вторая – та, которая воспламеняет твою душу новой целью. Позволь своей вине наполнить себя целью. Пусть она напоминает тебе, кем ты хочешь быть. Нарисуй воображаемую черту и никогда ее не пересекай. У тебя есть душа. Она ранена, но она есть. Не позволь им отнять ее у тебя, Элиас.

Он взглянул мне в глаза, когда я назвала его по имени. Я протянула руку и коснулась маски. Она оказалась гладкой и теплой, как камень, отшлифованный морем и нагретый солнцем. Затем я опустила руку, покинула комнату и вышла из казармы на улицу, навстречу восходящему солнцу.

42: Элиас

42: Элиас

Дверь за Лайей закрылась, а я все еще чувствовал легкое прикосновение кончиков пальцев на своем лице. Я видел выражение ее глаз, когда она потянулась ко мне: внимательный любопытный взгляд, от которого перехватывало дыхание.

И тот поцелуй. О небеса, как она изогнулась, прильнув ко мне, как желала меня. В эти несколько драгоценных минут я полностью освободился от своей настоящей сущности. Я закрыл глаза, желая воскресить в памяти эти чувства, но навалились совсем другие воспоминания. Темные, мрачные. Лайе удавалось не подпускать их. Несколько часов она успешно боролась с ними, сама того не ведая. Но сейчас они вернулись и от них нельзя было так просто отмахнуться.

Я вел своих людей на бойню.

Я убивал друзей.

Я едва не убил Элен.

Элен. Я должен пойти к ней. Я должен внести ясность в наши отношения. Злость слишком долго стояла между нами. Может быть, после кошмара, что довелось нам пережить, мы сумеем вместе найти свой путь. Она, должно быть, ужасается так же, как и я, от того, что произошло. И испытывает то же отвращение.

Я снял мечи со стены. Подумав о том, сколько жизней я ими вчера отнял, захотел выбросить их в дюны, не важно, телуманские они или нет. Но я привык носить их за спиной и без оружия чувствовал себя раздетым.

Когда я вышел из казармы, солнце светило вовсю, такое бесчувственное в синем безоблачном небе. Его свет и чистый теплый воздух казались кощунством, когда десятки молодых парней лежали в гробах холодными, ожидая погребения.