Не слишком ли много, чтобы сохранить душу?
Я засмеялся, и смех эхом прокатился в темнице, точно звук битого стекла. Что, по-моему, должно было случиться? Каин выразился вполне ясно: кто бы ни убил девушку, тот и победитель. Я просто не хотел верить, что будущий правитель Империи будет обязан опуститься до такой жестокости. «Ты наивен, Элиас. Ты – дурак». Вспомнились слова Элен, произнесенные несколько часов назад.
Я хотел просто отдохнуть, но провалился в сон и снова увидел поле боя. Леандр, Эннис, Деметриус, Лайя – тела и смерть повсюду. Глаза моих жертв смотрели на меня. Сон казался таким реальным, что я чувствовал запах крови. И я все время думал, что уже мертв и иду кругами ада.
Спустя несколько часов, а может, и минут я резко проснулся и сразу понял, что рядом кто-то есть.
– Кошмарный сон?
Моя мать стояла снаружи, за решеткой. Стало любопытно, как долго она наблюдала за мной.
– Меня они тоже мучают. – Ее пальцы блуждали по татуировке на шее.
– Твоя татуировка… – Все эти годы мне хотелось спросить ее об этих голубых завитках, и раз уж все равно я умру, то наконец осмелился – терять мне нечего. – Что это?
Я не ожидал, что она ответит, но, к моему удивлению, она расстегнула мундир и отвернула ворот рубашки, обнажив полосу бледной кожи. Отметины, что я по ошибке принял за рисунок, на самом деле оказались буквами, обвивавшими ее как лиана: «Всегда побе…».
Я изумленно приподнял бровь – не ожидал, что Керис Витуриа с гордостью носит девиз своего клана, особенно учитывая ее отношения с дедом. Некоторые буквы выглядели свежее, чем другие. Первая В поблекла, как будто ее нанесли много лет назад. Б, между тем, выглядела яркой, как будто ей от силы несколько дней.
– Кончились чернила? – спросил я.
– Что-то в этом роде.
Больше об этом я не спрашивал – она сказала все, что собиралась. Она смотрела на меня молча. Хотелось знать, о чем она думает. Предполагалось, что маски умели понимать мысли людей, просто наблюдая за ними. Я мог только посмотреть на совершенно незнакомого человека и определить, нервничает он или боится, честен или что-то скрывает. Но моя собственная мать оставалась для меня загадкой. Ее лицо – мертвое и далекое, как звезда.
В голове роились вопросы, которые, я думал, меня больше не волнуют. Кто мой отец? Почему ты бросила меня умирать? Почему ты не любила меня? Но задавать их слишком поздно. Теперь ответы ничего не значили.
– Каждый миг, зная, что ты существуешь, – сказала она тихо, – я ненавидела тебя.