На следующий день прибыл на сборный пункт. Думал встретить там Вована. Не встретил. Зато угодил в лапы военной полиции. Они сразу мной заинтересовались. Не знаю, может рожа моя не понравилась, хотя старался улыбаться. Все-таки сбылась мечта — смогу, наконец, послужить Родине.

Начались бесконечные допросы. Следователь с колючим пронизывающим взглядом раз за разом спрашивал одно и то же. По какой причине уклонялся от службы? Состоял ли в незаконных бандформированиях или на службе оккупационных войск США? Почему занимался мародерством? Откуда револьвер? И так по кругу в разных вариациях.

Естественно, всей правды я не раскрыл. Стоял на своем варианте событий. Мол, когда началась ядреная война, ходил по Карелии в турпоход. Карабин — на всякий случай. Потом, когда пришли амеры, партизанил, участвовал в сопротивлении врагу. Следователь усмехался, кивал и что-то писал на бумажных листах. Поскорей бы закончилась эта канитель. Когда, блин, они поймут, что я герой войны, а не бандит и не предатель?

* * *

Заседание прошло быстро. Судья в погонах подполковника, зевая, выслушал мои сбивчивые оправдания. Особо я сделал упор на то, что готов преданно служить Родине. А потом начали вводить свидетелей, и стало ясно — попал конкретно. Таня с рыбзавода поведала, что я ворвался в квартиру, затем изнасиловал, а потом убил ее мужа Бориса. Точнее — ее изнасиловал, а мужа убил. Хотя его прикончила Маша. Кстати, она выступила следующая. Мол, домогался и ее, убил деда. Вранье! И, наконец, Альбина. Когда она успела сюда притащиться? Эта шлюха сообщила в подробностях, как я напал на деревню, убивал селян, а ее взял в заложницы, лупил, издевался и заставлял заниматься сексом в извращенной форме.

Я замер на скамье, хватая ртом воздух, не в силах поверить в происходящий бред. Это не должно закончиться так! Почему?! Судья, поднявшись, зачитал обвинительный приговор. Ввиду таких-то и таких-то обстоятельств… подсудимый такой-то… согласно статьям… по сумме совершенных злодеяний… по закону военного времени… 

Эпилог

Эпилог

БАХ! Наша шеренга вздрагивает. Очередное тело бултыхнулось в прорубь. Рядом клацает зубами Спаун. Его роскошный белый балахон превратился в лохмотья, сам он изрядно похудел. Понятно, Диму-травника приговорили за наркоторговлю и сепаратизм. Колючий ветер беспрепятственно кусает через термобелье, но я не ощущаю холода. Хочется насладиться последними минутами жизни. Смотрю не на конвойных, не на трактора, расчищающие неподалеку снег на льду залива, не на тянущиеся из города колонны техники и пеших. Эвакуация идет вовсю. Но так поздно… плевать. Может и не будет никакого удара, но ты это уже не узнаешь, Санек. Смотрю на горизонт, на облака, на лесистые берега…