Чуть правее, ниже по течению, видны дома. И на левом берегу – там, правда, меньше, и на правом – это основная часть их города. Чистого Града, так он называется. Красивое название, да и место когда-то выбрали прекрасное. Далеко от старых городов, в тишине, в изобилии природном.

Четыре десятка домов, свинарники, сараи, ограда вон из кольев от лесного зверья и непрошеных гостей. Но главное, конечно, храм. Когда переселились, решили ни одной религии не давать первенства. Каждый своему богу молится, как хочет, а храм – он вообще о другом. Пустое помещение, по трем сторонам окна, высокие, цветными стеклами забраны, чтобы красивее было. А на четвертой – рисунок. Никаких лиц или еще чего, но рисунок правильный, ему здесь самое место. Старались, делали от души: две ладони друг к другу приложены, одна узкая, женская, а вторая потолще, с мозолями. И на обе эти ладони гексаграмма набита, разорванная, вместе получается, только если так, вплотную.

«Тун жэнь» называется, «Единомышленники». Четыре непрерывные линии, прерывистая, и еще одна без разрыва. Половина рисунка – на руке сталкера, половина – его жены.

Не для молитв место, для раздумий. Чтобы помнили и знали.

– Эх, в Воронеж бы сходить, хоть одним глазком посмотреть… – не унимается Сашка. Не лежится ему, не отдыхается. И поговорить охота, хотя брат недовольно смотрит, сонно. – Там же интересно, наверное!

– Чего там интересного? – бурчит Мишка. Он и правда лучше бы поспал, но знает брата – если тот начал болтать, не остановишь.

– Ну как – что? – удивляется тот. – Там дома старые, по десять этажей, говорят. Улицы со старым асфальтом. Воронка, опять же. Неужто неинтересно посмотреть?!

– Мне и здесь хорошо, брат. Про Воронеж в школе расскажут, а полторы сотни верст топать только ради Воронки – нет уж. Из нее и радиация еще прет, лет сто лучше не подходить близко.

– Так там это… – Сашку его настрой немного сбивает, но заткнуть так и не может. – Порчи же еще бродят, прикинь? И поклонники крысы под вокзалом живут, и живой туман…

Голос у него стал мечтательным, словно он перечислял какие-то приятные и полезные людям чудеса, сродни молодильным яблокам и прочим сапогам-скороходам.

– Сказки это все, – отвечает брат. – Ты вот это все видел? И я нет. Значит, сказки. А радиация – ни фига не придуманная, от нее знаешь как потом болеют?

– Или мутами становятся. Знаю.

– Или ими… Верно рассуждаешь.

– Но в «Повести никаких лет» все это описано. Да и порчи остались, – упрямо, набычившись, говорит Сашка. – Только от них теперь никакого зла не будет. Установки-то больше нет. А одиночные – они не страшны. Шар только отнять, если с собой есть, разбить – и пусть идут, куда хотят. Новых больше не будет.