— У тебя будет твой чайник, — пообещал Кронберг, ожидая, что пелена люфтмейстера вот-вот лопнет, освободив его тело.

— А вторая проблема?

— Что?

— Ты сказал, что у тебя две проблемы. Называй вторую.

— Ах да, вторая… — Кронберг досадливо щелкнул языком, совсем забыв, про канал между ним и Берлином проводит даже самые тихие звуки, — Вторая проблема — это мальчишка.

— Что за мальчишка?

— Сын кухарки или официантки, не помню. Франц.

— Ты и в нем углядел тайного агента?

— Черт, нет. Обычный мальчишка. Такой же дурак, как и я в его годы. Проблема в том, что он знает обо мне. Знает, что я вассермейстер.

Мартин присвистнул.

— Вот те на. Ты обманываешь самых хитрых шакалов Германии, но тебя раскрывает какой-то сопляк?

— Не будем об этом, поверь, мне и так стыдно. Но я не знаю, что с ним делать. Он пообещал молчать, но…

— Молчать? — Мартин издал сиплый смешок, — Мальчишка? Не смеши меня, дорогой мой! Когда начнется шум, он не промолчит и пяти минут. Быстро выложит, что среди постояльцев был вассермейстер. Очень скромный и незаметный, никому неизвестный и исчезнувший сразу после смерти Штрассера. Который, какое совпадение, утонул, купаясь в спокойном море!

— Да, это будет очень глупо.

Спокойный голос Мартина, подобно непредсказуемой волне тропического шторма, очень быстро изменился, от насмешливого до грозного. От него повеяло чем-то настолько неуютным, что Кронберг передернул бы плечами, если бы обладал свободой действий, а не был вжат в кресло.

— Есть только один способ сделать так, чтоб этот мальчишка ничего не рассказал.

Кронбергу показалось, что его тело стало ледяным, а по всей его поверхности выступила колючая морская соль.

— Убить мальчишку?

— Да. Сразу же после Штрассера.

— Он ребенок, — сказал Кронберг, и пожалел, что связь идет не через старую телефонную линию. Может, ее помехи позволили бы скрыть отвратительную неуверенность его собственного голоса.