Дверь Капитула Лукачикая широко распахивается. Посреди небольшого зала для собраний на старом измятом металлическом складном стуле сидит женщина с непроницаемо-каменным лицом – вероятно, мать пропавшего ребенка. Рядом мужчина среднего возраста в серебристой ковбойской шляпе и подросток в военной форме – с виду моложе меня на несколько лет. Мальчик держит женщину за руку и что-то шепчет ей на ухо.

Кроме них, в этом зале собралось почти все население городка Лукачикай. Кто знает, что привело их сюда – желание поддержать и оказать поддержку или простое любопытство, вызванное притягательной силой чужого горя. Скучковавшись по двое-трое, они сидят угрюмыми группками на точно таких же потрепанных серых стульях, сгорбившись и вдыхая спертый воздух, который с каждой минутой становится все более ядовитым благодаря запертым наглухо окнам и ощущению чрезмерного числа людей, собравшихся в слишком маленьком помещении. Все они местные жители – навахо, или дине, как мы себя называем, чьи предки жили в предгорьях Чускских гор на протяжении многих поколений, пока билигааны[1] осваивали этот континент. Они могут рассказать истории о родственниках, искалеченных и убитых во время «Долгого пути»[2] или в индейских школах-интернатах. Вероятно, никогда в жизни они не покидали пределы своей резервации – даже в те времена, когда она представляла собой всеми забытый захолустный район Соединенных Штатов, а не страну Динета[3], в которую превратилась сейчас. Эти дине знают старые песни, исполняемые хатаальи[4], древние легенды о чудовищах и уничтожавших их героях – еще до того, как эти чудовища опять восстали из мертвых, чтобы вновь начать красть деревенских детей из кроваток. И теперь они хотят, чтобы одним из таких героев стала я.

Но я не герой. Скорее последнее средство – орудие для выжигания земли. Я тот, кого вы нанимаете, когда последний герой возвращается домой в мешке для трупа.

Мокасины не издают ни звука, когда я прохожу по растрескавшемуся кафельному полу и останавливаюсь перед матерью. Тихие разговоры затихают за спиной, все головы оборачиваются в мою сторону. Моя репутация здесь явно известна, поскольку далеко не все взгляды дружелюбны. У дальней стены слоняется взад-вперед группа мальчишек – должно быть, друзей подростка в военной форме. Они громко хихикают, провожая меня глазами, и никто не пытается заставить их утихнуть. Я стараюсь не обращать на них внимания. Говорю себе, что мне все равно. Я здесь, чтобы выполнить работу и взять за нее плату, а то, что будут думать обо мне лукачикайцы, не имеет никакого значения.