Тот молча кивает и достаточно громко обращается к Ахтару, отстоящему от него на пятнадцать шагов:

– Уважаемый, если позволите… из каких именно вы Каррани? Не из вазири ли часом?

– Да, – чуть удивлённо отвечает Ахтар. – Ты бывал у нас?

– Вы же говорите на вазири, – уклончиво отвечает лысый охранник под внимательными взглядами всех пуштунов. – Давно не слышал этого диалекта! Хотел перепровериться, чтобы правильно вас понимать! Спасибо!

Дочь хана туркан поднимает вверх руку и дожидается, пока все разговоры стихают.

– Меня зовут Алтынай, из рода дулат. Я говорю от имени шатра хана туркан. Я думала, как нам всем вести себя на этой встрече, – начинает она, не особо напрягая голос. Но её хорошо слышно всем в безветренной вечерней степи. – Я перебрала несколько вариантов нашего разговора; например, рассказать вам самостоятельно все события, участницей и свидетелем которых была я сама. Потом представить доказательства. Но женщины-дари подсказали кое-что получше.

Дочь степного хана делает паузу, давая переводчикам время пересказать всё своим землякам.

– Я вообще не говорю на дари, – продолжает дочь хана туркан. – А в женскую часть дома, где сейчас находится Нигора-апай, нет хода мужчинам. Моему брату, в том числе, – она хлопает по предплечью здоровенного лысого охранника, стоящего рядом. – Я вначале думала, что буду там отдыхать, поскольку никто из присутствующих у Нигоры-апай не будет понимать моего языка, а я не знаю ваших. Но оказалось, что, если люди не враждуют, то разные языки не помеха. Женщины дари предложили, – дочь степного хана поворачивается к пленнику-пашто, сидящему на земле и с безразличным видом обкусывающему ногти на связанных спереди руках. – Малик каума Дуррани, расскажи сам всем этим людям: почему ты сидишь связанный среди туркан? Как ты к нам попал? Что ты делал последнюю неделю? И как оказалось, что малик-пашто оказался в плену у дулат-туркан?