Трупы.

Мертвые тела во всей своей неприглядности.

Что хуже всего — тела были разорваны на части.

Я Охотник. И первая пришедшая в голову мысль — сюда прорвался матерый медведь с его страшными выдвижными лапами и чудовищной пастью. Этому хищнику вполне под силу разорвать столько народу. Тем более в замкнутом пространстве. Если предположить, что на какое-то время двери оказались блокированы, а мирные лаборанты, исследователи и прочие обитатели подобных мест мгновенно впали в панику…

Но затем я увидел кое-что еще и понял, что поработал тут не медведь.

Двери, сквозь которые я смотрю на место давнишнего побоища, позабыв про свисающий с губ кусок медвежатины, покрыты цветной легкой тонировкой. Я так думал ровно до тех пор, пока не увидел, как эта «тонировка» потекла, начав собираться в крупные розоватые капли, что быстро темнели прямо на глазах, становясь буро-черными. Некоторые — очень редкие — тоже темнели, но не настолько сильно, окрашиваясь в красный и бордовый.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать очень простой, но при этом мерзкий факт — прозрачные двери были орошены кровью. Причем удивительно равномерно — будто по стеклу брызнули из огромного спрея. Кровавая… испарина? Эта кровь, похоже, попала на уже мокрую поверхность, смешалась с водой, разбавилась и… застыла, будучи прихваченной морозцем.

Вроде мелочь. Но мозг тут же соединил все факты в нечто пока бесформенное, но уже интересное. Когда все это происходило, в помещении была минусовая температура, при это откуда-то тут взялась вода — талый снег? Противопожарные меры? Прорыв труб? — а затем тут началась бойня. После того как все завершилось минусовая температура никуда не делась. Разорванные мертвые тела оказались проморожены и можно сказать в первозданном своем жутком виде сохранились до моего прихода сюда.

И я рад этому.

Очень рад. Хотя в глубине живота уже начал бултыхаться тяжелый тошнотворный комок. Я невольно вспомнил себя — Гниловоза — стоящего с тесаком в руках над почти целиком расчлененным телом своего предшественника.

Что ж… есть в жизни справедливость, да, хозяева дорогие?

Вы нас обрекали на посмертие мерзлыми кусками. Ни погребения, ни уважения. Вполне справедливо, что хотя бы некоторым из вас досталась такая же участь.

А это точно здешние. По редким обращенным ко мне заиндевелым лицам вижу расовую — планетную? Мировую? — принадлежность покойников. Сразу оживает в памяти еще одно воспоминание — смело шагающий по моему тюремному кресту гребаный Чертур…

Я быстро понял, что в помещении нет живых. Но все равно оставался на месте. Уже не из осторожности. Не из страха. А из-за чувства сильной оторопи. Очень уж странно было увидеть мертвое тело там, где его быть никак не должно. Как верхняя часть торса, вместе с головой, могла оказаться на потолке? Глядя на мертвое оскаленное лицо с мерзлыми глазами, я никак не мог понять это. Как? А вон та нога пришлепнутая к стене? Почти прямо над входом, можно сказать надо мной, висит еще одна половина мертвеца — на этот раз лицом вверх, но от этого только страшнее, ведь это женщина с длинными волосами, что свободно ниспадали с прижатой к потолку голове. Позднее с разбитого лица натекла кровь и на подмерзших волосах выросли длинные алые сосульки. Бьющий с потолка теплый воздух сделал свое дело и лед начал уже таять — с сосулек срывались тяжелые красные капли, добавляя свою толику ужаса в этот безмолвный «задверный» кошмар.