— Везде. — Заавель-Гиибель больше не улыбалась. — Я имею в виду психику. Ее частица есть и во мне. Она мне нравится. Или вы имеете в виду физическое тело?
— Именно.
— Но вам не удастся уйти отсюда. Не только из хрона, но даже из замка.
— Это мои заботы. — Сухов поднял черный, похожий на громадный «маузер», инферно. — Извините, я буду вынужден привести его в действие, в результате чего возвращение Гиибели в полном «объеме», так сказать, станет весьма проблематичным.
Заавель покачала головой.
— Боюсь, вы не правильно оцениваете свое положение. Даже с помощью умертвия вам не удастся уйти из Гашшарвы, Посланник. Но вы меня заинтересовали, право слово. Никогда не думала, что такой слабак, каким я вас знала, способен решиться на
Никита поклонился.
— Польщен. И все же не тяните время, мадам.
Заавель несколько секунд молчала, не сводя темного взгляда с лица Сухова, пробормотала:
— Я ошиблась в тебе, землянин, но маг ты еще посредственный, многомерие тебе не подчиняется. Прощай. — С этими словами она исчезла.
Никита постоял немного, прислушиваясь к своим ощущениям, потом сунул инферно под воротник, за шею, и тот словно нырнул в кобуру, под металлическую пленку магиполя.
— Бежим, — сказал Такэда. — Она сейчас вернется, и не одна.
— Не вернется. Во всяком случае, не сейчас. Я не знаю, почему до сих пор нет остальных составляющих Гиибели, но ее полностью, во всей сложности многомерной структуры тела и сознания — еще нет.
— Ты знал, что это… не Ксения?
— Догадывался. Зато выяснил, зачем Гиибели женский «гарем». Женщины для нее — перципиенты, внедряясь в них, она чувствует то же, что и они, поэтому и не препятствует проникновению в Гашшарву мужчин, причем мужчин-лидеров, чьих невест и жен она похитила. Во всех временах и хронах. И еще она права в том, что выйти из Гашшарвы невозможно. Почти.
— Как же мы выйдем?
Сухов не ответил, так как в комнате неслышно появился Дадхикраван. Их разговор длился полсекунды, потом Никита подтолкнул Толю к выходу.
— Ступай за ним, он нашел Ксению. Я сейчас.
Такэда послушно последовал за огненным человеком, но Сухов окликнул его: