Светлый фон

Если, конечно, будущее не окажется более непредсказуемым, чем они думают.

 

Малинтер стремительно уходил вниз. Нейл выводил челнок на низкую орбиту, одновременно передавая сигнал на основной корабль.

Согласовав курс на сближение и включив автопилот, Гарлон обернулся в кресле и посмотрел на Рейвенора:

— Он сильно изменился.

Что ты хочешь этим сказать?

— Он был настолько рассудителен, что мне начало казаться, будто он все-таки сошел с ума.

Да, мне тоже так подумалось. Сложно понять, должен ли я верить ему.

— Насчет чего?

Он предупредил меня об опасности, Гарлон. Объяснил, чем мы рискуем.

— Ладно… И что же нам делать дальше?

Продолжим работать. Стараться изо всех сил. Будем верой и правдой служить Императору Человечества… И если все-таки свершится то, о чем предупреждал Грегор, мы найдем способ управиться с этим. Или у тебя есть идеи получше?..

— Ни одной, — признал Нейл, отворачиваясь и опуская ладони на панель управления.

Вот и хорошо, сказал Рейвенор и, развернув кресло, поплыл к пассажирскому отсеку, где его дожидались остальные члены отряда.

Гарлон Нейл вздохнул и посмотрел вперед, на звезды, медленно вращающиеся за иллюминатором.

Будущее по-прежнему было обращено к ним спиной и хранило молчание.

Сады Тихо

Сады Тихо

Ни разу за все время беседы мастер Деллак не упомянул рода своих занятий, а положение Валентина Драшера не позволяло задавать вопросы, не относящиеся к делу. Разумеется, мастер Деллак был преуспевающим человеком, одним из наиболее обеспеченных обитателей пыльного Костяного побережья. Драшер имел кое-какие соображения на этот счет, но в итоге решил, что лучше не вдаваться в детали, и просто делал, что велено. Дважды в неделю, по вечерам, он приходил в особняк, расположенный среди холмов, и оказывал услуги за оговоренную цену. И никаких вопросов.

Иногда мастер Деллак добавлял к оплате кое-какие подарки: сырокопченую ветчину, коробку дорогого деликатесного печенья, изредка — даже бутылочку импортного вина. Драшер прекрасно знал, что мог бы выручить за это все неплохие деньги, но оставлял дары себе. Нет, не из-за жадности или желания насладиться изысканной пищей — хотя, видит Трон, Валентин Драшер уже очень давно не мог позволить себе ничего похожего на роскошь, — а из-за того, что еще не был готов пересечь определенную черту. Очень многое в его жизни, включая респектабельность и хорошую репутацию, кануло в Лету. Поэтому он крепко цеплялся за то, что еще осталось.