Если, конечно, будущее не окажется более непредсказуемым, чем они думают.
Малинтер стремительно уходил вниз. Нейл выводил челнок на низкую орбиту, одновременно передавая сигнал на основной корабль.
Согласовав курс на сближение и включив автопилот, Гарлон обернулся в кресле и посмотрел на Рейвенора:
— Он сильно изменился.
Что ты хочешь этим сказать?
— Он был настолько рассудителен, что мне начало казаться, будто он все-таки сошел с ума.
Да, мне тоже так подумалось. Сложно понять, должен ли я верить ему.
— Насчет чего?
Он предупредил меня об опасности, Гарлон. Объяснил, чем мы рискуем.
— Ладно… И что же нам делать дальше?
Продолжим работать. Стараться изо всех сил. Будем верой и правдой служить Императору Человечества… И если все-таки свершится то, о чем предупреждал Грегор, мы найдем способ управиться с этим. Или у тебя есть идеи получше?..
— Ни одной, — признал Нейл, отворачиваясь и опуская ладони на панель управления.
Вот и хорошо, сказал Рейвенор и, развернув кресло, поплыл к пассажирскому отсеку, где его дожидались остальные члены отряда.
Гарлон Нейл вздохнул и посмотрел вперед, на звезды, медленно вращающиеся за иллюминатором.
Будущее по-прежнему было обращено к ним спиной и хранило молчание.
Сады Тихо
Сады Тихо
Ни разу за все время беседы мастер Деллак не упомянул рода своих занятий, а положение Валентина Драшера не позволяло задавать вопросы, не относящиеся к делу. Разумеется, мастер Деллак был преуспевающим человеком, одним из наиболее обеспеченных обитателей пыльного Костяного побережья. Драшер имел кое-какие соображения на этот счет, но в итоге решил, что лучше не вдаваться в детали, и просто делал, что велено. Дважды в неделю, по вечерам, он приходил в особняк, расположенный среди холмов, и оказывал услуги за оговоренную цену. И никаких вопросов.
Иногда мастер Деллак добавлял к оплате кое-какие подарки: сырокопченую ветчину, коробку дорогого деликатесного печенья, изредка — даже бутылочку импортного вина. Драшер прекрасно знал, что мог бы выручить за это все неплохие деньги, но оставлял дары себе. Нет, не из-за жадности или желания насладиться изысканной пищей — хотя, видит Трон, Валентин Драшер уже очень давно не мог позволить себе ничего похожего на роскошь, — а из-за того, что еще не был готов пересечь определенную черту. Очень многое в его жизни, включая респектабельность и хорошую репутацию, кануло в Лету. Поэтому он крепко цеплялся за то, что еще осталось.