Сандар разглядывал упавших воинов, недоверчиво качая головой:

– Защитники Твердыни! Я напал на Защитников!.. С меня голову снимут за такое!.. Эй, игрок, а что ты там устроил? Та вспышка, и грохот еще, и разбитый камень. Ты что, молнию призвал? – Голос его упал до шепота. – Я связался с мужчиной, который способен направлять?

– Это фейерверки, – ограничился коротким ответом Мэт. В ушах по-прежнему звенело, но, несмотря на это, он слышал, как вдалеке глухо топочут по камню тяжелые сапоги. – Камеры! Покажи дорогу к камерам, Сандар, пока сюда не заявилось еще больше этих!

Сандар встрепенулся:

– Сюда! – Он нырнул в боковой коридорчик, прочь от приближающегося топота. – Надо поторопиться! Если нас найдут – убьют!

Где-то вверху загремели набатные гонги, их тревожное эхо громом раскатилось по всей Твердыне.

«Я иду, – думал Мэт на бегу, стараясь не отстать от ловца воров. – Я вызволю вас или умру! Обещаю!»

Тревожные гонги сметающим все эхом разнеслись по Твердыне, но Ранд обратил на них столько же внимания, сколько и на звук, который раздался немногим ранее, – рев, приглушенным громом пробившийся откуда-то снизу. Бок болел, горела старая рана, готовая вновь открыться от напряжения после нелегкого подъема по крепостной стене. Но на боль Ранд тоже не обращал внимания. Кривая улыбка сковала его черты – страшная улыбка ненависти, которую он, как ни хотел, все не мог содрать с лица. Теперь уже близко. То, что он видел во сне. Калландор.

«Наконец-то я с этим покончу. Так или иначе, но этому придет конец. Со снами будет кончено. Погоня, злые насмешки, выслеживание, травля. Со всем этим я покончу!»

Мрачно смеясь про себя, Ранд поспешил по сумрачным коридорам Тирской Твердыни.

Морщась от боли, Эгвейн приложила к лицу ладонь. Во рту был горький привкус, и ее мучила жажда. «Ранд? Что? Почему я опять видела во сне Мэта, а потом еще и Ранда… И Мэт кричал, что он идет? Что это значит?»

Девушка открыла глаза, обвела взглядом серые каменные стены, на которые бросал трепещущие тени единственный чадящий факел из тростника, и, вспомнив все, закричала:

– Нет! Никогда я не буду на цепи! Не хочу в ошейник! Нет!

Рядом с ней тут же оказались Найнив и Илэйн, но, как они ни успокаивали и ни утешали Эгвейн, поверить их словам было трудно – слишком озабоченны и испуганны были их избитые лица. Но одно то, что их трое, уняло крики девушки. Она была не одна. Пленница, но не одна. И не в ошейнике.

Эгвейн попыталась сесть, и подруги помогли ей. Им пришлось ей помочь – у нее болел каждый мускул. Она помнила каждый невидимый удар, обрушившийся на нее, когда ее одолел приступ бешенства; этот приступ едва не свел ее с ума, когда она поняла… «Нет, не буду думать об этом. Я должна думать о том, как нам спастись». Эгвейн откинулась назад, оперлась спиной о стену. Боль сражалась в ней с усталостью; она отказывалась сдаться, и эта борьба забирала у нее последние крупицы силы, и казалось, что синяки саднят еще больше.