– СССР больше нет, ты знаешь?

– Знаю… Если честно, меня это не слишком то радует. Они чертовы сукины дети, но так не должно было быть. Хотя… из-за этого много русских отсюда выбралось, нам даже поговорить не с кем сейчас. Видишь, как мои товарищи рады твоим солдатам? Травить байки про старое надоело, хочется послушать чего-то новое…

– Тут и русские есть?

– А как же. Есть, конечно. Тут недалеко. Правда, им проще. Как в Афганистане началось – так там почти вся старая гвардия – сменилась. Ты ведь тоже из Афганистана?

– Да.

Прадед покачал головой

– Что же это за страна то такая. Бессмертные, не иначе. Ладно, разберемся…

– Плохая страна. Там все нас ненавидят. Готовы убить. Даже дети. Ублюдок берет пояс, кладет туда взрывчатку, пару килограммов гвоздей, детонатор, обвязывает этим себя и идет к посту.

– Зачем идет? – подозрительно спросил прадед.

– Чтобы подорваться. Он прикидывается мирным, а потом подрывается.

– А что у вас – нет снайперов?

– Как нет, есть. Но мы не имеем право открывать огонь до тех пор, пока эти ублюдки не стали стрелять в нас. Есть правила применения оружия, за их несоблюдение можно попасть в тюрьму. А что делать, если враждебным действием – становится подрыв пояса шахида, а?

Оберст-лейтенант оглушительно захохотал.

– Ганс, ты слышал – крикнул он на весь зал – им нельзя стрелять, пока эти недочеловеки не станут стрелять в них. Нет, ты это слышал?

Один из офицеров – махнул рукой и вернулся к разговору

– Ганс тоже любит поговорить, это у него не отнять.

– Нельзя говорить такие слова – решился лейтенант

– Какие?

– Недочеловек, например. Это оскорбительно и не имеет отношения к реальности.

– А как же я должен называть этих ваших… – сказал прадед – знаешь, когда фюреру донесли, что красные на фронте, как только их подбивают, идут на таран и погибают сами при этом, и предложили готовить так и наших пилотов – знаешь, что ответил фюрер? Что такая смерть – это не подлинная храбрость, это удел недочеловека. У каждого воина Рейха до самого конца есть выбор, и какое решение он примет – это только его решение. Но готовиться разменивать жизнь одного солдата Рейха даже на сотню недочеловеков – нет, такого не будет, пока он фюрер. А ты мне говоришь какую-то ерунду, недостойную твоего подвига…