Светлый фон

Юноша поймал себя на мысли, что говорит с Айтером, как с опасным умалишённым, и это ему не понравилось. Не хватало ещё и ему свихнуться — и так в отряде практически не осталось психически здоровых людей. Внезапно возникший в голове вопрос заставил Табаса нахмуриться.

А нормален ли он сам? Раньше как-то не было времени сомневаться в собственной адекватности: необходимо было бежать сломя голову к цели, но теперь, стоило выдаться спокойной минуте, началось самокопание.

Табас стал вспоминать, что именно спишет их цель, и ему стало гадко. Спасение целого мира вблизи выглядело не так красиво, как на экране. Не было ни брутальных мужиков с квадратными челюстями и накачанными мышцами, ни спасённых красоток, ни полчищ врагов — непременно мерзких, коварных и безликих, отчего убивать их было даже приятно.

Вместо них планету спасали старый разорившийся бандит-филантроп, шайка преступников разной степени тяжести и два шпиона. Но дело было даже и не в главных героях — к чёрту их, каков мир, таковы и спасители. Презрение к самому себе появлялось от того, что противниками выступали живые люди. Не приспешники абсолютного зла, которых костюмеры одели в противогазы, а обычные люди, у которых были свои мотивы и своя правда. Даже не солдаты: пленные-новобранцы, заключённые, помощники полиции, старики, женщины, дети — да если взглянуть со стороны, то экспедиция по спасению мира действовала хуже, чем набранный из отморозков карательный отряд.

Но и у них была своя правда. Их тоже можно было понять.

Табас подумал, что надо бы ему как следует поспать. Это лучшее лекарство от дурного настроения.

Наёмник закрыл глаза и провалился почти на сутки, просыпаясь лишь для того, чтобы по приказу Ибара перелезть на новое место. Сперва он дремал рядом с водителем, затем болтался в неровном забытьи, валяясь в вонявшем гарью кузове, и, наконец, задрых без задних ног, когда оказался на заднем сиденье.

Во время очередной остановки Табас открыл глаза из-за того, что ему через окно светило встававшее над пустыней солнце — огромное и оранжевое, как апельсин. Юноша открыл дверь, позёвывая, прошёлся туда-сюда, разминая ноги, заглянул в кузов, где спал, положив голову на деревянный ящик, Прут.

— Проснулся? — высунулся Айтер из-за поднятого капота. — Хорошо. Сменишь меня.

— Ага, — Табас снова зевнул и подошёл к нанимателю, рядом с которым стоял Ибар.

— Да, ты был прав, — сказал Айтер обожжённому наёмнику. — Машина непростая.

— А что там? — спросил он, глядя внутрь. — А-а. Вижу. Неплохо.

— Именно, — кивнул Айтер. Табас не понял, о чём шла речь, поэтому подошёл ближе и сунул нос под капот, не увидев, впрочем, ничего необычного: в технике юноша был слабоват.