К счастью, он — старейшина. И за много лет жизни научился обуздывать свои чувства в самых разных ситуациях. Потому, в итоге «услышав» меня, он угрюмо трясётся на коне, ни с кем не разговаривая и даже не глядя по сторонам.

— Ты слишком упиваешься местью. Я не буду объяснять, что и почему; просто услышь меня, хорошо? И запомни.

Алтынай покладисто кивает.

Вообще, в ней весьма немало от восточной женщины. Что мне больше всего нравится: когда к ней обращается мужчина (для неё не чужой), она моментально отодвигает в сторону все дела (я о мысленном настрое). И уделяет любому поднимаемому вопросу максимум внимания.

— Я внимательно тебя слушаю, — она вопросительно сдвигает брови.

— Никогда не упивайся местью. Не старайся получить удовольствия от того, что кому-то плохо. Даже если этот «кто-то» перед тобой очень виноват и его страдания — прямое продолжение твоих внутренних самых сокровенных желаний.

— Я услышала тебя, — медленно кивает она. — Вообще, похоже на учение пророка Исы. Ты его нередко вспоминаешь.

— Всё то, что я говорю на эту тему, я не просто вычитал из книг, — очень осторожно подбираю слова. — Это те моменты, которые я «пропустил через себя» в течение жизни и в которых уверен, как в единственно правильных. Просто услышь меня сейчас, по возможности запомни. Возможно, когда-нибудь тебе это пригодится. Я же не всегда смогу быть рядом.

Она тягуче смотрит на меня и молча кивает.

А вскоре мы въезжаем в город Бамиан (в этот раз, правда, с другой стороны). И ещё через час предаёмся чревоугодию, оккупировав центр площадки для караванов (имеющей размеры как бы не километр на километр, если мерять в тех величинах).

_________

Файсал одним из первых узнал, что за голову сбежавшего судьи родственницей самого Султана назначена награда.

Если честно, о характере этого недостойного человека в городе говорили много. Но сделать с ним до последнего момента не могли ничего.

Дочь турканского Хана, отрезав причандалы местному Наместнику в качестве виры (Наместник тоже из туркан, кстати! Но Ханшайым была в своём праве), на сбежавшего судью вообще объявила охоту.