Сгниёт всё, что есть в столовой, что хранится в отключившихся холодильниках. Разложатся и истлеют трупы в коридорах и палатах. Ещё раньше погаснут светильники, истощив заряд аккумуляторов. Темнота и тишина воцарятся в крепости и будут здесь всегда. И это правильно. Мертвецам это место подходит куда больше, чем живым.

Четырём живым не стоит здесь находиться. Крон наверняка узнает, что аванпост уже никто не охраняет, если уже не узнал – Артон мог сообщить ему, что он вырезал здесь всех. Кеорт его об этом не спрашивал. Специалист потерял много крови и сейчас лежал под капельницей с плазмой, которую Кеорту повезло найти в медхранилище. Артон время от времени терял сознание и почти ничего не говорил. Кеорт был отчасти этому рад – так можно было избежать разговора об Эйди.

Морин почти не отходила от неё. С того момента, как девушку с перевязанной головой отвели в её комнату, Морин была с ней. Помогала, ухаживала. Пыталась разговорить.

Всё зря. Эйди молчала.

Неясно было, узнаёт ли она Морин и Кеорта. Она понимала, что ей говорят, делала всё, о чём попросят, но воспринимала только самые простые просьбы: «сядь», «встань», «пойдём со мной». Морин пришлось кормить её с ложки, как ребёнка – неестественно послушного ребёнка со страшной повязкой на голове.

Глядя на них, Кеорт не мог отделаться от мысли, что Морин играет с большой живой куклой.

Морин говорила Эйди, что у неё шок, сильный стресс, что это временное, что это пройдёт. Эйди никак не реагировала на её слова, но Морин всё равно продолжала говорить, будто бы надеясь убедить то ли её, то ли себя. Гладила её руки, заглядывала в глаза. Эйди не поддерживала зрительный контакт, её глаза теперь были словно обращены внутрь.

Когда Морин положила Эйди на колени её альбом, открыла, стала перелистывать, выражение татуированного лица не изменилось. Она продолжала смотреть в невидимую точку, мимо страниц. А когда Морин протянула ей карандаш, Эйди взяла его горстью, как палку или молоток, и продолжала держать, ожидая, пока ей скажут, что с ним делать.

Тут Морин сломалась. Она молча обхватила девушку, стала баюкать, гладить по забинтованной голове. Эйди как-то машинально обняла её в ответ, при этом её лицо оставалось пустым и бесстрастным. Веки мерно опускались и поднимались, синие глаза смотрели в никуда.

Когда Кеорт заглянул в них, то увидел только зрачки, белки и радужную оболочку. Голубые озёра были пусты, в них больше ничего не было. На это невозможно было смотреть.

Кеорт отправил в рот ещё ложку холодного месива. Кажется, оно уже начало портиться.