Кстати, Бергтел уже знал, как я называю ургов, поэтому даже не переспросил, о ком идет речь. Да и многие барлэйцы стали за эти недели использовать мои слова. Ведь раньше как — урги они и есть урги, только крылатых шаманов выделяли из их числа…
Некоторое время парень молча ехал рядом со мной. Возможно, его удовлетворила указанная мною причина. А может, понимал, что нет смысла ругаться, когда все уже и так закончилось.
— А как ты с гаргэлом справился? — неожиданно поинтересовался блондин.
Этим вопросом он меня удивил. Поэтому, не останавливаясь, я поднял голову и с интересом посмотрел на барлэйца:
— А ты откуда знаешь про это?
— До нас долетел крик боли. Им они на некоторое время оглушают людей.
— Боли? — Я задумался. — Мне точно не было больно, и он меня не оглушил. А вот его правое легкое пробито копьем. Жаль только, что остальные два уродца смогли улететь с ним, а так бы он точно сдох.
— Там было аж три гаргэла? — переспросил Бергтел.
— Наверное. По крайней мере, я видел только троих. Один, правда, какой-то серебристо-черный по цвету.
— Штайн… — медленно пробурчал парень, причем ко мне он явно не обращался.
Дальше мы шли молча, и когда добрались до лагеря, то мне наконец-то удалось уснуть крепким сном младенца. И лишь с другой стороны тлеющего костра устроившаяся возле седла и моего коршуна Дэя каким-то немного странным взглядом смотрела на меня.
— Вот он, неприступный Марэборг! — произнес Бергтел вечером следующего дня, когда мы конные вчетвером забрались на небольшой холм, с которого была хорошо видна вайхэнская крепость.
Сама возвышенность находилась на краю огромнейшего поля, полностью очищенного от деревьев и кустарников. Так что эти несколько сотен метров до крепостных стен идеально просматривались защитниками замка.
И все-таки макет Айланты или даже голограмма альвов не могли передать всей мощи Марэборга. Крепость с первого взгляда внушала к себе уважение. Причем не только из-за размеров, но и благодаря необычному стилю постройки.
Широкого рва, упиравшегося обоими концами в реку, отсюда не видно. А вот идущий после него и обложенный камнем вал я сразу заметил. Из него вырастали стены, усеянные многочисленными зубцами.
Стены не были прямыми или округлыми, а походили на зубья гигантской пилы, на затупленных остриях которой, как мне известно, находились огненные жерла. Они должны выжигать пехоту, идущую на штурм.
Небольшие башни прижимались к внутренней стороне стены, чтобы не нарушать пилообразную схему. К тому же они использовались как площадки, на которых размещались требушеты с баллистами.