Свободна.
Свободна – а бежать некуда. И руки, возможно, отморожены – а как быть вору с мертвыми, сгнившими руками?
Она попробовала разогнуть пальцы. Костяшки хрустнули, как подгоревшее мясо, на коже появились красные трещины. И она увидела первые капли крови. Это ведь хороший признак?
– Огонь – это жизнь, – пропела она. – Камень – плоть. Вода – дыхание. Огонь – жизнь. Камень – вода – плоть – дыхание – жизнь. Сорви цветок в поле, и он не выживет. Забери – и красота умирает; и то, чем владеешь, ничего не стоит. Я вор. Я забираю, но не храню. Все, что у меня появляется, я выбрасываю. Я забираю ваше богатство только потому, что вы цените его. Я Апсал’ара, Госпожа Воров. Только тот боится меня, кто жаждет владеть.
Она смотрела, как постепенно распрямляются ее пальцы, как отшелушиваются кусочки кожи.
Она переживет. Ее руки касались Тьмы, и остались живы.
Как будто это важно.
Даже здесь, под фургоном, ее окружали жуткие звуки сражения. Хаос надвигался со всех сторон. Бессчетные души погибали, их крики означали потерю настолько необъятную, что она не хотела даже думать об этом. Гибель благородных душ. Огромная напрасная жертва. Нет, об этом не надо думать.
Апсал’ара повернулась на бок, поднялась на четвереньки.
И поползла.
И тут снова ахнула, когда в голове раздался знакомый голос.
Дрожь… недоумение… как? Как он проник в ее разум? Это возможно только если он… только если…
Апсал’ара ахнула в третий раз.
И опять… боль, опять изумление, снова…
Она поползла дальше.