Единственный уцелевший глаз бога чуть двинулся в окровавленной глазнице. В нем была только боль. И потеря.

Ведьма вытащила нож. Нужно это? Не просто отпустить его? Прочь из несправедливого, бессердечного существования? Последний из своего рода. Забытый всеми…

Что ж, я не забуду тебя, друг.

Она опустила нож, окунув лезвие в лужу крови у головы медведя. Она прошептала слова связывания и повторяла их снова и снова, пока последний свет жизни не погас в глазу бога.

Неся в лапах двух Гончих и зажав третью в пасти, Тулас Остриженный мог лишь злобно встряхивать зверей, поднимаясь все выше над горами к северу от озера Азур. Впрочем, мог сделать еще кое-что. Мог сбросить их с громадной высоты.

Что он и сделал. С превеликим удовольствием.

– Погодите! Погодите! Прекратить! Прекратить!

Искарал Прыщ выбрался из кучи дерущихся, рычащих, плюющихся и ворчащих бхокаралов, из массы спутанных, выдранных волос, грязных тряпок и колючих пальцев ног – это была его жена – и огляделся.

– Идиоты! Его даже и близко уже нет! Гы, поздно уже! Гы! Этот гнусный, склизкий, гнилой краснопузый кусок дерьма! Нет, отвали, обезьяна.

Он вскочил на ноги. Мулица стояла одна.

– Ну что с тебя толку? – Он помахал животине кулаком.

Могора выпрямилась, поправляя одежду. Потом высунула язык, который словно целиком состоял из пауков.

Увидев это, Искарал Прыщ ощутил рвотный позыв.

– Боги! Неудивительно, что ты умеешь делать такие штуки!

Она хихикнула.

– А как ты молил – еще!

– А-а!.. Если бы я знал, я молил бы о другом!