– И о чем же ты молил бы, милый?
– О ноже, чтобы перерезать себе горло. Только посмотри. Меня всего искусали!
– Да, у них такие острые зубы, у этих бхокаралов…
– Да не они, черствая булка. Меня покусали пауки!
– И поделом тебе! Напоил ее до бесчувствия? Иначе она ни за что не согласилась бы…
– Сила! У меня есть сила! И ей нельзя противиться, это всем известно! Мужчина может выглядеть слизняком! Его волосы могут висеть, как язык бхедерина! Он может быть ростом по колено и соответственно сложенным – может вонять, может жевать свою ушную серу, все это не важно! Если у него есть
– Ну так в этом беда нашего мира. Вот почему уроды не вымирают. – И она улыбнулась. – Вот почему мы с тобой созданы друг для друга! Давай родим детей, сотни детей!
Искарал Прыщ бросился к мулице, забрался на нее и поскакал прочь.
Мулица шагала, не обращая внимания на всадника, колотящего и подгоняющего ее, и Могора не торопясь шла рядом.
Бхокаралы, ворковавшие и приводящие себя в порядок в празднике примирения, взвились в воздух и кружили над головой своего бога, как мошкара над самой сладкой в мире кучей дерьма.
Из задумчивости Хватку вырвал надвигающийся грохот в странной пещере, и она уставилась на изогнутую каменную стену; изображение расплылось, словно фургон пришел в движение.
Если громадина действительно ворвется в пещеру, Хватке не жить, ведь некуда спрятаться от вздыбленных лошадей и качающегося фургона.
Нелепый способ погибели души…
Фургон появился в порыве жуткого ветра – призрачный, почти прозрачный; лошади промчались сквозь Хватку, мелькнул образ безумного возчика – выпученные глаза, ноги в каких-то лубках растопырены. И пассажиры – на крыше фургона, по бокам, с испуганными трясущимися лицами. Все это пронеслось сквозь нее и пропало…
А прямо перед ней появился всадник, натянувший поводья – человек и его конь были реальными, плотными. Искры брызнули из-под копыт, конь задрал безглазую голову. Хватка испуганно отшатнулась.
Проклятые трупы! Вглядевшись в конника, она выругалась.
– Я тебя знаю!
Одноглазый всадник, окруженный запахом смерти, успокоил скакуна. И сказал: