Бард благоразумно скрыл вздох облегчения. Зависть наполнила кубки до краев и поднесла один ему.

– Что произошло? – спросил Рыбак.

Рассказывать о своем походе к кургану она не стала. И не станет – никогда и никому, даже этому барду.

– Каладан Бруд случился, – ответила она. – И не только он.

– Кто же еще?

Зависть посмотрела на барда и осушила свой кубок.

– Мой отец. Он вернулся.

О дряхлый город…

И снова пустынная равнина под пустым небом. Одинокий костер, такой слабый, что почти не виден среди закопченных, растрескавшихся камней, окружающих его. Дрова догорели, оставив еле тлеющие угли.

Ночь, костер и рассказы подходят к концу.

– Доводилось ли тебе когда-либо видеть, как Крупп танцует?

– Нет, не доводилось. Ни видеть, ни слышать.

– Что ж, друзья, тогда устраивайтесь поудобнее. Будете свидетелями…

И на глазах барда со Старшим богом Крупп танцевал. О как он танцевал! Ему не было дела до хмурых, косых, обреченных и даже насмешливых взглядов, хотя ни один из свидетелей такого себе не позволял. Но за пределами освещенного костром круга лежал мир, полный раздора и склок, где люди скоры на осуждение и жестокость, и никому не ведомо, с какими лицами они смотрят.