Тогда Мишель просто бросается на нее, хватает за руку и тащит за собой прочь – только бы отец не услышал, не спохватился, не обернулся… Но нет. Он не чувствует уже, что у него воруют ребенка: ниточка порвалась.

Эти шестеро теперь, зубцы шестеренки – разом разворачиваются к другим, ко всем другим – лицом, и так же, танцем, шажок за шажком, лопоча что-то, начинают подбираться – к Жоре, к Иванцовым, к Поле Свиридовой.

Те еще не поддались, может, поезд еще гудит, перебивает голоса, и они шарахаются – не узнавая своих, отползают спиной, переглядываются напуганно – но на сколько их еще хватит?

А эти шестеро – из поезда трое и голая Серафима с пустыми дряблыми грудями, и Шпала в застрявшей на голове рубахе, и Аркаша с торчащей елдой – разом как будто просыпаются – и срываются с места, и бегут за замявшимися людьми – прыжками, звериными скачками какими-то – а добежав, валят наземь и колотят их головами обо что попало. Аркаша убивает Полю Свиридову, Сережа Шпала – вслепую забивает Наталью, Серафима…

Мишель хватает Алинку Манукян, которая стоит на месте и визжит, наверное.

– Не смотри! Не смотри на них! Не слушай! Идите за мной!

А сама оглядывается.

Видит краем глаза – Аркаша падает, взмахнув руками, на неподвижную Полю. Шпала крутится, будто его стегают. А от завалившегося набок локомотива бредут, прикладываясь к ружьям, люди в брезентовых плащах.

Мишель еще успевает обоих мальчишек Рондиков за собой заманить с лестницы, говорит им, что родители зовут, что отведет их к ним – а что Рондики ей отвечают, она не знает, ей и не важно.

Надо спрятать их всех, надо их всех куда-то укрыть, пока это побоище не кончилось – потому что они-то тут точно ни при чем, им жить еще нужно, жить!

А куда их вести?!

5.

Егор сидит в подъезде, обняв колени руками. Его бьет дрожь. В ушах стоит дикий вопль, верещание – через железную дверь насквозь просверлилось – отца Даниила. Его там убивали, и он кричал так, что весь дом слышал, весь двор слышал – потому что поезд своим гудением поперхнулся и замолчал.

Стреляют!

Егор вздрагивает, пружиной подскакивает, выглядывает из подъезда. Видит, как в соседнем прячется Мишель, с ней вместе дворовая мелюзга – Рондики и еще кто-то; кричит ей, но она не слышит его. Шаг во двор – и словно током удар. Краем глаза успевает увидеть, как на него бежит, вращая длинными, как у гориллы, руками, Сережа Шпала. Голый! Глаза выкачены, в груди и в животе красные выемки, из них толчками льется медленная кровь. Сережа видит Егора – видит его, тянет к нему руки и начинает нести ему с того места, где Полкан остановился – эту дикую их безмозглую скороговорку, ему непременно нужно Егора ей замарать, забрызгать до того, как в нем израсходуется вся кровь.