– Если прибавлю скорость, то рискуем врезаться, – в головных телефонах послышался тихий ответ молодого техника. – Итак идём быстрее, чем стоит. Я еле успеваю препятствия обруливать.
– Давай я поведу, – произнес Порфирьев, и вездеход начал останавливаться. – У меня курс прямо перед глазами выведен, мне проще. Как раз светает и снег не идёт, должно получиться быстрее.
– Движку только не посади, нам еще обратно ехать и груз тащить, – Владимир невесело вздохнул: – Как мы обратно поедем? С большой загрузкой такую скорость не удержать. Можем не успеть вернуться за два цикла.
– Посмотрим. – Вездеход замер, и капитан полез меняться местами с техником. – Сначала нужно всё найти и погрузить, там видно будет, какую скорость сможем держать. Сейчас надо туда успеть, иначе выхватим интоксикацию за пару километров до Росрезерва.
– Мне что делать? – Владимир занял пассажирское кресло, и вездеход тронулся.
– За приборами следи. У меня курс на лицевой щиток выведен, я буду смотреть на него и в лобовое, на дорогу. Времени разглядывать приборную доску не будет. Если датчики начнут показывать перегрузку, говори сразу.
Машина набрала скорость и пошла сквозь слабо светлеющий океан пыли. Антон бросил взгляд на хронометр. Семь утра. Пять часов пути позади, осталось ещё два с половиной, из которых хотя бы двадцать минут стоит оставить для развёртывания базы. А ведь ещё придётся открывать ворота, их наверняка изрядно занесло снегом и грунтом. И там бетонный обломок под центнер весом, которым Порфирьев по приказу генерала подпёр воротину вместо замка. В целесообразности этого действия Антон сомневался ещё тогда и, естественно, оказался прав. Военные любят усложнять жизнь всем, и себе в том числе. Непроходящая усталость не отпускала, и Овечкин закрыл глаза. Смотреть на один и тот же угрюмый сумрачный пейзаж не хотелось, но полноценный сон не шёл, и следующие два часа он провёл в нездоровом полузабытьи. Но в таком состоянии першение в горле не переходило в болезненный кашель, и Антон был рад хотя бы этому.
– Далеко ещё? – голос лейтенанта в головных телефонах гермошлема вывел Овечкина из зыбкой дремоты. – Двадцать пять минут до интоксикации.
– Километр, – откликнулся Порфирьев. – Через две минуты будем перед воротами.
– Опаздываем, – констатировал лейтенант. – Нам ещё ворота откапывать.
– Быстрее нельзя, – возразил капитан. – Тут много валунов и битого бетона, на них сугробы из чёрного снега, всё сливается с сумерками. В прошлый раз мы отсюда выползали очень медленно.
Слой обломков вокруг с каждым десятком метров становился толще, и окружающая местность стала повышаться. Вездеход полз по бугристой чёрной поверхности, огибая длинный завал, и Овечкин узнал дорогу, пробитую ко входу в Росрезерв новыми хозяевами «Подземстроя-1». За прошедшие дни ее сильно занесло грунтом и снегом, но на воздушной подушке всё ещё было можно пройти. Дорога под уклоном уходила вниз, к подземным воротам, и если там, возле них, глубина заноса хотя бы такая же, то за двадцать минут никак не получится откопать вход в две лопаты да ещё установить спецпалатку. Антон хотел было заявить о том, что они не успели и потому необходимо приступить к развёртыванию базы прямо здесь, чтобы не терять времени, но передумал. Все его дельные советы всегда воспринимаются военными в штыки и заранее обречены на игнор. Лучше промолчать. В конце концов, это не ему разворачивать базу наперегонки с интоксикацией, а со своим мусорным мешком он справится.