Выбравшись на поверхность, мы несколько минут стояли, не зная, что делать. Всё оказалось совсем не так, как представлялось внутри бомбоубежища. Вокруг не было ничего, кроме засыпанного чёрным снегом моря обугленных обломков леса. Ни развалин строений клуба, ни пусть даже разбитых машин, ни остатков полевой инфраструктуры – вообще ничего… Мы просто вылезли из дыры в земле, расположенной посреди мёртвой свалки. Всё исчезло, сметённое ядерными взрывами. Даже земляные валы, ограждавшие стрельбище, были сильно разбиты и частично осыпались. Навигационное оборудование не работало, компас показывал какую-то чушь, рации брали метров на двадцать, в эфире стоял нескончаемый треск помех. Термометр показывал минус двадцать, показания дозиметра застыли на цифре «999», потому что его табло имело только трёхзначное значение, и об истинном уровне опасности можно было только гадать.

Стало ясно, что помощи ждать неоткуда. Если даже она и будет, то мы до неё дожить не успеем. Тогда Анатолий Аллахвердиев сказал, что наш единственный шанс – это добраться сюда, в склады Росрезерва. Здесь наверняка можно укрыться, получить помощь или дождаться спасательной операции. Он сказал, что ему приходилось бывать на этих складах несколько лет назад, когда он проходил службу в силовых структурах, поэтому знает, где искать вход. Все согласились.

Иван Вахидович потёр красные от воспаления глаза и вдруг схватился за нос, пытаясь остановить внезапно хлынувшую кровь. Кто-то из активистов подобрал лежащую неподалеку тряпицу, которую использовали для холодного компресса, и подал её рассказчику. Тот пробормотал слова благодарности, одновременно пытаясь вытирать кровь и соорудить из тряпицы что-то вроде медицинского тампона. Кровь не останавливалась дольше минуты, за это время пришлось сменить одну тряпицу на другую, а после оттирать сильно заляпанный пол спецпалатки. Сильно побледневшего Ивана Вахидовича уложили рядом с печкой, но через пару минут ему стало легче, и он даже смог закончить рассказ.

– Двадцать километров досюда мы шли больше десяти часов, – после кровотечения голос рассказчика звучал слабее, и приходилось вслушиваться в сливающиеся воедино шипящие звуки. – Сутки без еды дались тяжело всем, сил было мало… Продвигаться через засыпанный снегом бурелом было настоящим мучением. Всё утопает в океане пыли, обугленные обломки сливаются с чёрным снегом, всюду бесконечный полумрак… Часто налетали настоящие бураны, сбивающие с ног, их приходилось пережидать лёжа, но один из нас всё равно погиб. Ураганом принесло острый обломок дерева, которым несчастного буквально пригвоздило к куче смёрзшегося грунта, за которой он укрывался… Чтобы не умереть прямо посреди пути, мы решились на передозировку антирада… Но даже так едва не погибли. Мы заблудились и прошли мимо складов. Спасло чудо – я запнулся в темноте, упал с невысокой заснеженной насыпи и не смог встать. Сил совсем не осталось, и я звал на помощь по рации. Мои спутники услышали и пошли искать. Оказалось, что я лежу в колее, явно пробитой тяжёлой техникой несколько дней назад, уже после того, как война закончилась. Мы пошли по ней и сначала вышли в другую сторону, потом повернули обратно и, в конце концов, добрались до ворот. Их сильно занесло снегом вперемешку с грунтом, пришлось откапывать. Под ним обнаружился тяжёлый бетонный блок, препятствующий открытию ворот, и нам вшестером с трудом удалось его отодвинуть. Все это время на наши вызовы в эфире никто не отвечал, но мы всё ещё надеялись получить здесь помощь…