Потому что она была частью сделки, язвительно прошептал внутренний голос. Ты использовал ее, чтобы добраться до Керлана; а когда добился своего, избавился от нее. Он все еще помнил сказанные ею напоследок слова. Я верю в то, что наши решения определяют то, кем мы станем. И пока его снова и снова окунали в бадью с водой, пока кнут Керлана беспощадно полосовал его спину, Рамсон цеплялся за эти слова.

Нас определяет наш выбор.

– Пришло время для моего любимого трюка.

Сквозь рассеянные мысли Рамсона пробился голос Керлана. Он с трудом открыл глаза. Спина его полыхала огнем, а тело было в шаге от того, чтобы сдаться. Но несмотря то что силы оставляли его, страх подстегивал все его чувства.

Керлан разжег в очаге огонь. На полу лежал металлический прут, железный конец которого накалялся в языках пламени. Рамсон рванул цепи. Они начали греметь, но не поддались. Он сжал зубы, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но он не закричит, не доставит Керлану такого удовольствия. Керлан улыбнулся.

– Так-то лучше. Приступ страха. Я бы многое отдал, чтобы постоянно видеть это выражение на твоем лице, неисправимый мальчишка. Возможно, я дольше оставлю тебя в живых. Нет, – сказал он костолому, который собирался вставить кляп Рамсону в рот. – Я хочу, чтобы он умолял.

Нутро Рамсона заполнил страх, и он снова тонул, задыхаясь. Конечности его были тяжелыми, их словно парализовало. Рамсон так сильно рванул оковы, что почувствовал, как из стены выпал гвоздь.

– Я лучше съем собачьего дерьма, чем буду тебя умолять.

Керлан взял горячий железный прут.

– Я тебе уже говорил, так? Подобную боль можно ощутить лишь дважды за всю жизнь. В первый раз, когда завоевываешь мое доверие и проходишь через врата ада, вступая в Орден Ландыша. Во второй раз… когда предаешь мое доверие и я возвращаю тебя обратно в ад.

Он подул на раскаленное клеймо, и оно разгорелось ярче, желтое в центре и красное по краям.

– Надеюсь, тебе понравится в аду, сынок.

Смелость и ясность рассудка оставили Рамсона. Не чудовище… твои решения… Ана.

В голове его появилась одна отчетливая картинка: темное ночное небо, кружащий вокруг снег, она держит его за руки и шепчет, что он может исправиться, что может сделать правильный выбор. Когда он отпустит ее, его жизнь разделится надвое: то, кем он мог бы стать, и то, что происходило с ним сейчас. Он так и не сказал, чего хотел, той ночью. И призраки непроизнесенных слов маячили среди безмолвных снежинок.