Он становился почти суперчеловеком. Неуязвимым и непобедимым. Но главное, чему там учили, — это убивать. Убивать всем, что попадется, в том числе и голыми руками, убивать без жалости к жертве и сожаления о содеянном, ибо одновременно в нас уничтожалось все человеческое, всячески пресекались любые чувства: любовь, дружба. Часто устраивались поединки между учениками, из которых победителем выходил только один. Мы оканчивали школу автоматами, машинами уничтожения, для которых ничего не существовало, кроме приказа командира и выполнения задания любой ценой… Выжил в этом аду. Один из очень немногих, а дальше, дальше пошли задания, операции. Мне не очень хочется вспоминать последующие годы, я совершал не совсем хорошие поступки. Да, иногда я выслеживал и убивал главарей мафии, убийц, террористов, но… иногда и совершенно невинных людей, если кто-то наверху усомнился в их целесообразности.

Иногда это устраивалось как несчастный случай, иногда тело приказывали выставить напоказ. Всегда приходилось действовать на разных планетах. Меня выкидывали со снаряжением, а затем забирали, оставляя кучу трупов.

В моем распоряжении были фальшивые документы, множество имен; все я, наверное, и не упомню. У меня имелся и свой дом, на далекой планете Прерия, где между заданиями я отдыхал. К сожалению, недолго. Правительство заботилось о нас. Мой счет в банке постоянно рос, большую часть денег я, как и все мы, подворовывал на заданиях. Если бы я дожил до пенсии, то безбедная старость была обеспечена, однако сомневаюсь, что мне дали бы дожить.

Но это далеко не все, то же правительство, благодаря своих невидимых героев, вместе с тем забрало у нас главное — наше прошлое. Ни у кого из тех, кто был со мной, не осталось воспоминаний. Это единственное, чем мы были похожи. Никто не помнил своей жизни до Бастилии. Сейчас я думаю, что нас подвергли своего рода психокодированию, закрывая участки памяти. Кому нужны агенты с воспоминаниями, у которых, может, остались родные: отец, мать, жена? Не ровен час, они захотят увидеть их — конец секретности, не говоря о том, что это будет недопустимым проявлением чувств.

Так мы и жили — люди-манекены, машины для убийства. Без будущего и без прошлого.

Теперь я понял: единственное, что нам оставили, — это наши настоящие имена. Кто знает почему. Возможно, потому, что имя слишком глубоко засело в мозгу у человека и его труднее вытравить оттуда.

Как бы там ни было, но я остался Рипом Винклером. Я и не подозревал тогда, что это мое подлинное имя…

Все изменилось после полета на Силен. Нас с еще одним агентом отправили туда. Сначала я не понял зачем, а после напарник попытался убить меня. Может, это и было его задание, однако ему не повезло. Я оказался быстрее.