Арина повернулась к Бейдеру и посмотрела ему очень внимательно в глаза. Затем она спросила:

– А сегодня, когда я ушла, президент показал вам карты с бомбоубежищами?

– Нет, – нахмурился Бейдер и задумался, затем сказал:

– Он пришлет их завтра.

– Но почему было не показать сегодня? Странно это.

– Арина, странно, что сейчас перемирие! Вот что странно. Президент сказал, что отправлять в бомбоубежища будут группами. Без объявления. Иначе паника убьет всех жителей Москвы.

Арина посмотрела на Бейдера, он протянул ей руку, она протянула в ответ, он пожал ее. Вдруг в порыве она обняла его и сказала:

– Спасибо, господин генерал! Вы удивительный человек.

В этот момент машина остановилась, и Бейдер нажал на кнопку, выключив «антипрослушку». Он тепло улыбнулся и, похлопав Арину по плечу, сказал:

– У тебя теперь увольнительная, а после – мы увидимся с тобой. Я пришлю за тобой машину в среду. А сейчас иди к своей семье.

Арина вышла из машины, а Бейдер еще долго провожал взглядом эту удивительную женщину.

Возвращение домой

Возвращение домой

Начало декабря выдалось весьма примечательным и совсем не снежным. Со стороны могло показаться, что находишься и не в Москве вовсе, а где-нибудь в центре Европы, например. Днем, как правило, было не меньше плюс трех – плюс пяти, изредка шел дождь, а часто и вовсе бывало солнечно. Временами начинал падать мелкий редкий снежок. Но буквально на следующий день от этого снега не оставалось и следа. А ночью температура почти никогда не опускалась ниже нуля. В общем, конец октября с его европогодой вот уже больше месяца был поставлен на непрерывный repeat. Мнение народа по этому поводу кардинально разделилось. Одни радовались отсутствию снега и всех остальных атрибутов зимы, таких как сильный холод, мороз и гололед. А их оппоненты справедливо полагали, что у таких выкрутасов природы всегда есть побочные эффекты, в виде лютой зимы, являвшейся поздно, но и затягивающейся чуть ли не до начала мая. Прецеденты в истории уже имелись, и многие о них помнили.

Арина шла к своему дому на Ленинском проспекте. Дом находился на нечетной стороне Ленинского, в глубине дворов. И был со всех сторон как бы защищен и от шума проспекта, и от автомобильных выхлопов.

Подойдя к дому, она позвонила в домофон. Прозвучало уже пять долгих гудков, когда трубку взял младший сын:

– Да! Кто это?

И вот тут Арину прорвало. Поперек горла встал ком, в глазах начало темнеть, руки затряслись. Как она все это время скучала по своим мальчикам, отгоняя от себя все мысли о них в течение целого года! Как они выросли, наверное. А родители постарели…