– И по прибытии вы обнаружили, что планетой заправляют люди, – заключил Кхарн, не шевеля губами.

Искусственный голос, звучавший в зале, исходил не из его тела и был глубже, темнее, громче – как голос божества в плохом эвдорском спектакле. Да, у чрезмерного мелодраматизма есть поклонники, но я не из их числа.

Танаран быстро изложило подробности своего пленения на Эмеше. Рассказало о том, как их корабль был сбит Райне Смайт и Четыреста тридцать седьмым легионом Центавра. Как они прятались в тоннелях под Калагахом, где готовились погибнуть, дав последний решительный бой среди руин, посвященных их богам. Как появился я и добился сдачи Уванари и еще десятка с небольшим выживших.

Здесь мне пришлось вмешаться и рассказать о допросе Уванари. Капелла хотела выведать у капитана сьельсинов местонахождение их флотилии и пытала его, несмотря на мои гарантии того, что ни его, ни команду не тронут.

– Не стоило вам говорить от лица всей Империи, – с искренней улыбкой сказал Кхарн.

Я оставил ремарку без внимания и объяснил, что мне пришлось убить сьельсинского капитана, чтобы спасти от капелланских катаров. Взамен оно назвало мне имя: Араната Отиоло, сьельсинский князь, повелитель одной из клановых флотилий. Также оно посоветовало мне искать Воргоссос.

– Оно сказало, что вы знаете итани Отиоло, и вы косвенно это подтвердили, – заключил я, становясь рядом с Танараном.

Правитель Воргоссоса долго не отвечал. Казалось, никакая сила не может сдвинуть его с места. Он словно превратился еще в одну статую. Даже сьельсин забеспокоился. Я раздумывал, не сказать ли, что я порвал все связи с Империей, но не знал, оценит ли властелин экстрасоларианцев мой бунт или сочтет, что это подрывает мой посольский авторитет. И я предпочел соблюдать осторожность и держать язык за зубами.

Какой деликатной была ситуация! Какой хрупкой! Я не рассказал Валке – попросту не успел – ни о том, как скверно закончились наши первые переговоры, ни о Найе. Никогда прежде я не чувствовал себя мухой, попавшей в паутину. Даже в Боросево, в плену у графа Матаро, я не был столь ограничен в действиях. Я как будто превратился в персонажа истории Танарана и неоконченной легенды о Кхарне.

– Скажи мне, баэтан, – пророкотал вокруг голос Кхарна, – чего ты хочешь?!

За шумом я расслышал, как его настоящие губы прошептали:

– Sibylla ti theleis?[25]

Я не узнал ни языка, ни источника цитаты, да и думать над этим было некогда.

Огромный пришелец взглянул на меня свысока, заламывая невероятно длиннопалые руки. Валка была права: я не мог прочесть ничего в темных колодцах, служивших ему глазами. С тем же успехом можно было попытаться завести беседу с акулой. Ксенобит помедлил, затем обратился к Кхарну.