– Не знаю, – автоматически ответил я.

Все это было неубедительно. Но в повисшей вдруг тишине я то ли вспомнил, то ли услышал слова из видения: «Мы думали, вы солдат. Нам нужен солдат».

Разговор прекратился; я на время вернулся к выцарапыванию на стене старого львиного облика Гибсона. Валка наблюдала за мной, но без раздражения. Мы были в клетке, далеко-далеко от описанного Аймором океана возможностей. По крайней мере, нам так казалось. Выбор есть всегда, и зачастую его нам подсказывают те самые ограничения, «несвободы».

– А меня когда? – спросила вдруг Валка.

Я оглянулся через плечо и увидел, что она завернулась в мою шинель, как в одеяло.

– Простите, что?

– Когда вы меня нарисуете? – спросила она, прислонившись головой к стене. – Вы уже почти всех нарисовали.

Вновь отвернувшись от нее, чтобы спрятать лицо, я ответил:

– Их здесь нет, поэтому жаловаться не будут.

Тавросианка фыркнула, но я не понял, одобрительно или презрительно.

– А вы так уязвимы к критике? – Ее звонкий голос прозвучал резко. Насмешливо? Или критически?

Нет, понял вдруг я, с типичной для мужчин глупой медлительностью. Она играет со мной. Я порадовался, что стою к ней спиной, потому что от этой догадки кровь отлила от лица. Внезапно камера перестала быть камерой, превратившись в сцену, а я стал тем фигляром, которому предстояло на ней кривляться[35]. Играть роль и ждать оценок критиков. Я взвесил гвоздь на ладони.

– Хорошо, – сказал я и принялся за работу.

Глава 47 Один злодей и другой

Глава 47

Один злодей и другой

Всему когда-нибудь приходит конец. Империям, королевствам, звездам. Даже тюремному заключению, хотя, как мне кажется, любому узнику пребывание в камере кажется длиннее всей его жизни. Все заканчивается, – так учат схоласты и Капелла. Даже звезды со временем гаснут, как угольки в брошенном костре. И вот, наконец, спустя месяцы одиночества – период, длительность которого я с трудом могу оценить, – тяжелая дверь клетки отъехала с помощью древних, как императорский дворец на Авалоне, механизмов.

На пороге появился не Кхарн Сагара и не его дети-клоны.

Даже не Калверт.

Это был Юмэ.