— Конечно, он видит тебя иначе, чем я, — с трудом подбирая слова, начал Гаррис. — Может быть, ты согласишься… отложить на время свой дебют — чтобы дать ему передышку? Вы с ним чуть ли не срослись. Ты не представляешь, как мало его отделяет сейчас от полного упадка сил. Я был просто в ужасе, когда увидел его.

— Нет, — покачала Дейрдре золотистой головой, — может, он и недалек от срыва, но лучшее лекарство от этого — действие. Он считает, что мне нужно удалиться от мира, не показываться на людях. Навсегда, Джон. Он запретил бы видеться со мной кому бы то ни было, кроме горстки старых приятелей, которые еще помнят меня прежней, — то есть тех, кто, по его мнению, сочувствует мне.

Она расхохоталась. Этот всплеск веселья в сочетании с лишенным выражения гладким лицом выглядел более чем странно. Гарриса вновь охватил приступ паники при мысли, какова должна быть реакция неподготовленной публики на такой смех.

— Я не нуждаюсь в сочувствии, — возразила Дейрдре на его невысказанные сомнения. — И со стороны Мальцера жестоко держать меня взаперти. Я знаю, сколько ему пришлось работать. Он сам довел себя до ручки. Но все труды окажутся напрасны, если я буду скрываться от мира. Ты не представляешь, Джон, какая прорва таланта и мастерства в меня вложена! Ведь с самого начала мы старались воссоздать утраченное и этим доказать, что ни красота, ни дарование не обречены на гибель со смертью тела. Наши усилия послужат не только мне одной, мало ли происходит с людьми травм, прежде несовместимых с жизнью. Отныне им больше не придется из-за этого страдать. Мальцер сделал человечеству и мне лично бесценный подарок. Джон, он истинный гуманист, как большинство великих. Он бы никогда не обрек себя на целый год каторжной работы, если бы она касалась всего лишь одного человека. Нет, он видел за моей спиной тысячи таких же обреченных, и я не позволю ему погубить результаты своего труда из-за того, что ему боязно выставлять их на всеобщее обозрение. Все величие его победы обратится в ничто, если я не сделаю решительного шага. Мне кажется, что, если я соглашусь на бездействие, его ждет еще худший и окончательный крах, чем если моя попытка потерпит неудачу.

Гаррис сидел молча: ему нечего было возразить. Он надеялся, что она не прочла на его лице мимолетный укол щемящей ревности, и ему пришлось снова напомнить себе, что необходимость связала этих двух людей узами более тесными, чем даже брак. Любая его реакция будет не менее предвзятой, чем у Мальцера, — и по тем же самым, и по совсем другим причинам. Единственное отличие состоит в том, что у него пока свежий взгляд на проблему, тогда как Мальцера гнетет год тяжелейшей работы, истощившей его физически и духовно.