«В середине шестидесятых, когда у меня уже была опубликована пара крупных произведений (Дилени, видимо, имеет в виду „Драгоценности Эптора" и „Балладу о Бете два"), я подозревал, что все мои знакомые только и говорят о том, какие важные и значимые проблемы затрагивают мои книги. Теперь мне кажется, что в тот момент я на самом деле поверил им, хотя до сих пор не могу понять почему. „Теперь я — молодой писатель-фантаст", — сказал я себе».

«Сэмюел в те времена возгордился, но это быстро прошло. Тогда, окрыленный, он много работал. Он писал, его печатали», — написала в своих воспоминаниях Мерилин.

Оказавшись на передовом фронте Новой волны, Дилени удается смешать воедино технологию, психологию и жесткую научную фантастику. Теперь подобную смесь называют «киберпанком». Что ж, если оценивать творчество С. Дилени, пользуясь эталонами Б. Стерлинга и У. Гибсона (сделав поправку на разницу технологий шестидесятых и начала девяностых), то можно с уверенностью сказать: «Да, С. Дилени был „киберпанком" своей эпохи».

В 1967 году Дилени получает премию «Небьюла» за рассказ «Конечно, и Гоморра...», а в 1967 — «Хьюго» и «Небьюла» за повесть «Время, как спираль из полудрагоценных камней». Повесть «Время...» издавалась, переиздавалась и входит во все антологии научной фантастики, претендующие на академичность. Эта повесть столь многократно выходила на русском языке, что нет смысла говорить о ней подробнее. Хочется разве что отметить, что из всех переводов, а их существует по крайней мере пять, наиболее адекватно передает дух произведения перевод Г. Корчагина (сб. «Смерть Вселенной», серия КЛФ. «Васильевский остров», 1992).

«Сквозь вечерний сумрак течет река света. Большой Белый Путь. Я пересекаю его по пластиковым плиткам (по-моему, люди, утопающие в белом сиянии до подбородка, выглядят неестественно), прорываюсь сквозь людской поток, исторгаемый эскалаторами подземки, подподземки и подподподземки (после тюрьмы я восемнадцать с лишним недель шарил здесь по карманам у прохожих и ни разу не попался) и натыкаюсь на стайку смущенных школьниц с горящими лампочками в прическах. Они дружно жуют резинку и хихикают. Смущены они оттого, что на них прозрачные синтетические блузки, только что вновь разрешенные. Я слышал, что вид обнаженной женской груди считается пристойным (как, впрочем, и наоборот) с семнадцатого века. Заметив мой одобряющий взгляд, школьницы хихикают еще громче. „Боже мой, — думаю, — а ведь я в их возрасте ишачил на проклятой молочной ферме...“ — и выбрасываю эту мысль из головы».