Алика порывисто прижалась к отцу, вдыхая в себя запахи дыма и оружейного масла, впитавшиеся в рабочую куртку. И внезапно остро поняла, что ее прежняя жизнь обрушивается в глубокую пропасть, а новая, ярко-острая, как режущая кромка ножа, встает перед нею во всей пугающей неизвестности. Но частичка увиденного будущего немного успокоило ее: отец был рядом.

«Я не Ведунья, — испугалась про себя Алика. — Мне неподвластно заглянуть за полог грядущего. Или Дар отца начинает проявляться?»

Громов, словно поняв, что происходит с дочерью, ласково погладил ее по щеке. Он втайне надеялся увидеть когда-нибудь просыпающуюся искру одаренности у Алики, и сейчас крохотная частица этого Дара ворохнулась и расправила слабые крылышки, как желторотый птенец, ощутивший многообразие мира. Такое же чувство было и у юного Федора Громова, впервые увидевшего красочное полотно будущего.

А говорят, что способности Ведуна не передаются от отца к дочери. Что ж, пусть и дальше так считают. Маленькая семейная тайна — полезная вещь в хозяйстве.

— Что это было, папа? — сморгнула навернувшуюся слезу Алика.

— Твой Дар, — улыбнулся мужчина. — Только не сожги его в желании узнать свою или чужую судьбу. Постепенно к тебе придет понимание, как им пользоваться, моя очаровательная Ведьма.

* * *

— Да ты проходи, не стесняйся, — Елизаров добродушно взглянул на необычайно робкого майора, топчущегося на пороге горницы. Духмяный запах свежевыпеченных булочек и терпкий — кофе, будоражил обоняние Федорчука.

Боярин сидел за столом в белой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, под которой виднелись поседевшие волосы, обсыпавшие далеко не впалую старческую грудь. Елизаров еще мог похвастаться своей физической силой, но зачем ее демонстрировать, если одним влиянием добился большего, чем многие другие, толпящиеся возле великокняжеского трона?

— Чай, кофе? — жест хозяина был недвусмысленным, и майор не стал ломаться.

Он осторожно сел с самого края стола, сложил руки на коленях.

— Я с утра позавтракавши, — решил увернуться он от угощения.

— Булочки свежие, с корицей, — Матвей Александрович вдохнул в себя запах разломанной пополам выпечки. — Не любишь, что ли?

Намек был понят. Федорчук кивнул, и откуда-то появившаяся служанка поставила перед ним чашку, куда полился густой ароматный напиток из высокого фарфорового чайника. Ничего удивительного. Хозяин знал пристрастия своих подчиненных, как и про нелюбовь майора к кофе.

— Угощайся, — кивнул Елизаров. — И рассказывай. Что у нас интересного по этому дуэлянту?

— Еще жив, — пожал плечами Федорчук. — Из комы вывели два дня назад. Положение стабильно тяжелое, но у лечащих врачей появились нотки оптимизма.