Если кто-то думает, что вибрирующий гортанный вопль в самое ухо на пределе возможностей голосовых связок — это смешно, он глубоко заблуждается. При некоторой пороговой силе звуковой волны человека можно убить. В одной из школ боевых искусств такой крик именуется киай-дзюцу. Именно им я и бил. Убить вряд ли убил бы — слишком мало тренируюсь, — но кошке хватило, чтобы полностью дезориентироваться в пространстве. Её повело, вытянутая в ударе рука безвольно опустилась, за ней последовала и вторая, до того выставленная в защитном жесте.

Я мог ударить, мог завершить этот бой регенератором для кошки, а мог — кровавыми бороздами на шелковистой коже, сейчас совершенно беззащитной перед убийственной сталью. Но не отшагивал прочь и не бил. Ждал, пока эффект несколько спадёт. Вскоре Кикки зашевелилась. Подобралась. Дёрнулась, когда до неё дошло, в каком положении она простояла всё это время. Ну а я… А что я? Взял и хорошенько влепил ей по мягкому месту растопыренной когтистой пятернёй. Так, чтобы немного вспороть напряжённую мышечную ткань ягодицы. Хотела освежить росчерк? Отлично! Теперь и у тебя будет отметина, которую я смогу освежить. При случае.

Что начало твориться с кошкой дальше, сложно передать словами. Это было даже не бешенство — помешательство. Если до того девочка хотя бы соразмеряла силу удара, теперь она просто рвала. Рассчитывала приложить так, чтобы уже не встал, а если заденет что-нибудь жизненно важное, так уже наверняка, и до смерти. Ведь всегда есть шанс не успеть донести до регенератора… Сама девочка при этом мало что соображала, била на вбитых на подкорку боевых алгоритмах. Валькирия превратилась в машину для убийства — опытную, сильную, умелую и совершенно беспощадную. Потому что не думала, не рассуждала, просто делала то, к чему готовилась большую часть своей сознательной жизни. Выполняла предназначение. Убивала.

Должно быть, точно так же она когда-то принимала смерть. Но смерть ответила ей отказом. Выплюнула, всего лишь легонько надкусив. Оставив на груди серебро планеты-прародительницы — как полоску слюны. Я очень быстро понял этот её настрой, осознал, что это больше не дружеский спарринг. Это просто убийство, каким оно часто и оказывается — бессмысленное, совершённое в состоянии аффекта, с помутившимся от эмоций рассудком. И бессмысленное вдвойне, потому что убивать она собралась брата по фракции, убивать из-за каких-то собственных тараканов, прочно обосновавшихся в милой головке. Поэтому рассусоливать дальше смысла не было. Резко метнувшись вперёд, напрочь игнорируя размазавшиеся в воздухе серебристой взвесью смертоносные лезвия, я провёл банальнейший приём из вольной борьбы и сумо — просто подхватил кошку под колени и сильно ударил головой в солнечное сплетение, заваливая на маты. Масса тела, дополненная полями — гарантированный отдых на матах даже для самой крепкой республиканки. Проверено на кошках. Мои поля взметнулись, окутывая нас обоих, фиксируя валькирию, превращая её во вмурованную в янтарь энергий муху. Кикки замерла, придавленная к полу, и только её глаза — немного безумные, на выкате — ожесточённо вращались, демонстрируя всю степень помешательства, завладевшего разумом этой несчастной девочки.