Голова немного кружится. Сердце бьется слишком часто, хотя от стояка уже нет и следа. Это уже не возбуждение. Мне… мне плохо.

Я вижу, как Мария подлетает ко мне и прижимает к двери.

Вижу, но даже не чувствую.

Она обнимает меня, затем целует.

Я будто наблюдаю за этим со стороны.

С каждым вдохом я будто теряю связь с собственным телом.

Каждый вдох дает какую-то легкость… и отрешенность.

Я облизываю пересохшие губы, а через мгновение ощущаю ими ее поцелуй. Жаркий… и сладкий. Безумно сладкий.

Я сжимаю ее в объятиях. Потому что хочу.

Ничего я не хочу сейчас больше, чем ее.

Я даже не замечаю, как мы оба остаемся без одежд.

Я будто пьян. Одурманен.

Воздух словно пропитан эфиром или другим веществом, какое используют анестезиологи, чтобы отправить в царство Морфея пациента перед операцией.

Я трахаю ее. Жестко.

И каждый толчок совершаю с такой силой, будто хочу разорвать ее, сделать больно. Я сжимаю ее кожу. Кусаю — да так сильно, что она вскрикивает от боли, но не отстраняет меня.

Я трахаю ее.

Трахаю даже тогда, когда отворяется дверь, а в проеме стоит Эбигейл Уэбстер. Из-за ее плеча выглядывает счастливая Корделия Престон, а вот глаза Эбби наполнены слезами.

Но мне все равно.

Я даже не сбавляю темп.

Мозг включается лишь тогда, когда я кончаю, орошая лоно Марии своей спермой.