Значит нам, космическим работникам войны, светило еще немало интересных минут в кабине флуггера.

Так что в итоге: четыре БШУ — бомбоштурмовых удара, одно воздушное минирование и тяжелейший встречный бой с «Джеридами» (это такой малосерийный клонский истребитель).

Бомбоштурмовые выдались те еще. Потому что три из них — подавление позиций ПКО. Лучше бы я с «Джеридами» и дальше рубился! Одно дело, если тебе противостоит рыцарь неба, такой же как ты — пилот. А вот когда противник — бездушный аппарат, не знающий ни усталости, ни красного тумана перегрузок, ни инстинкта самосохранения…

«Это вам не это!», по меткому выражению Славы Булгарина.

Знаете, что чувствует пилот, когда над пустыней в клубах пыли вырастает дымный хвост, а парсер заходится в панике от того, что «борт в луче радара наведения»? Я, к сожалению, знаю.

Особенную остроту ощущениям придает фактор «Дюрандаля». Наш любимый DR-19 и в космосе не очень верткий, а уж в атмосфере — совсем тупица. Уйти от ракет можно лишь запредельным маневрированием. Или под прикрытием фантомов. Или свести их с ума блоком информационной борьбы.

Фантомы нам вешали аж по две штуки, ну а блок ИНБ у «Дюрандаля» хоть и очень эффективный, но не стопроцентная же гарантия!

В общем, все, поголовно все выпускники «школы стюардесс» были сбиты. Двое погибли, остальные катапультировались и приняли новые машины на Хордаде.

Беркуты 1 и 6. Ребята не дожили даже до индивидуальных позывных. Не уверен, что ветеранский состав успел выучить их фамилии. Но я успел.

Это же ваш покорный слуга ставил их на крыло! Я сажал их в «Дюрандали» и пытался учить азам. Или педагог из меня хреновый, или просто не хватило времени.

Сурен Симонян и Фемистокл Чуев, которого все звали просто Фима.

Сурен погиб быстро — прямое попадание в кокпит. А Фиме снопом вторичных осколков оторвало обе ноги. Парсер его катапультировал, он выбрался из ложемента, полз какое-то время и умер от потери крови и болевого шока. Плохая смерть.

Итак, сутки в воздухе. Приземление, боевая задача, взлет.

Авиакрыло раздергали по эскадрильям, а наши тела раздергали нагрузками. Эскадрильями латали дыры фронта, а заодно и нами те дыры латали.

Вернувшись на Хордад, отлипнув наконец от тверди небесной, я выбрался на твердь земную — на закопченный бетон.

В наушниках послышался голос Бердника:

— Мужики, никакого построения я объявлять не стану. Плевать на устав, я сейчас просто помру. Боевая команда: скафандры — по рундукам. В столовую. Спать! Отбой! — Голос Григория Алексеевича был неузнаваем, язык заплетался от усталости, но командирское мышление оставалось четким, формулировка приказов была адекватна сложившейся ситуации, не допускала двойной или ложной трактовки (как пишут в офицерских аттестациях).