Видит бог, я не хотел переживать все это, не хотел страдать из–за Прис или еще кого бы то ни было. Однако так уж получалось, что реальная жизнь проявлялась именно в страдании. Во сне мы часто испытываем страх, но это не та медленная, сущая, телесная боль, не те ежедневные мучения, которое несла нам эта девушка. Причем ей не надо было для этого стараться, делать что–то особое — боль являлась естественным следствием существования Прис.
Избавиться от этого кошмара мы могли только избавившись от самой Прис, мы так и поступили. Мы ее потеряли. Но вместе с ней ушла и реальность со всеми ее странностями и противоречиями. Жизнь стала предсказуема: мы произведем своих Нэнни эпохи Гражданской войны, мы заработаем какое–то количество денег и так далее. Но что дальше? Какое все это имеет значение?
— Послушай, — обратился ко мне Мори, — нам надо двигаться.
Я послушно кивнул.
— Я имею в виду, — заорал Мори мне в самое ухо, — мы не имеем права сдаваться! Сейчас мы, как и намеревались, соберем совет правления, и ты выскажешь им свою идею. И ты будешь драться за нее так, как если бы ты сам в нее верил. Понятно? Ты можешь мне это пообещать?
Он подтолкнул меня в спину.
— Давай, черт тебя побери, или я тебе сейчас так двину в глаз, что ты окажешься в больнице! Очнись, дружище!
— Хорошо, — согласился я. — Но у меня такое чувство, будто ты разговариваешь со мной с другого конца могилы.
— Ты и выглядишь соответственно. Но, как бы то ни было, сейчас тебе надо спуститься и поговорить со Сгэнтоном. С Линкольном, полагаю, у нас не будет никаких проблем, скорее всего он сейчас сидит в своей комнате и хихикает над «Винни Пухом».
— Какого черта? Это что, еще одна детская книжка?
— Точно, дружище, — сказал Мори. — Ну давай, пошли вниз.
И я пошел. Меня это даже немного взбодрило. Но по–настоящему ничто не могло вернуть меня к жизни. Ничто, кроме Прис. Мне предстояло свыкнуться с этим. Набраться сил, чтобы жить с этим каждый оставшийся день моей жизни.
Первое известие о Прис, промелькнувшее в сиэтлских газетах, едва не прошло мимо нас, поскольку, на первый взгляд, было никак с ней не связано. Лишь перечитав статью несколько раз, мы осознали, что это значит.
В заметке говорилось о Сэме К. Барроузе, это мы поняли сразу. Писали, что его встречали в ночных клубах с потрясающей молодой художницей. Называлось ее имя — Пристина[17] Вуменкайнд.
— О, господи! — воскликнул Мори. — Это же наша фамилия. Она перевела на английский «Фраунциммер», но неправильно. Послушай, дружище, я всегда гордился своей фамилией, хвастал перед всеми — тобой, Прис, моей бывшей женой. Но «Фраунциммер» вовсе не означает «женщины» — скорее, это надо переводить как «куртизанки» или попросту «проститутки».