— Совершенно одна, — вздохнула Николь.

Ей не терпелось выяснить, умер ли к этому времени Уайлдер Пэмброук.

Она очень надеялась на это, его смерть как нельзя больше устраивала ее.

— Ваш муж, — сказала она, — очень хороший человек. Я ему многим обязана.

По сути дела, поняла она, своей жизнью.

— Он очень высокого мнения о вас тоже, — сказала миссис Конгросян.

— Можно мне остаться у вас? — вдруг спросила Николь.

— Пожалуйста. Сколько вам будет угодно.

— Спасибо.

Ей теперь стало несколько лучше. Может быть, я уже никогда больше не вернусь в Вашингтон, подумала она. Ведь ради чего мне теперь возвращаться?

Джанет нет в живых, Бертольд Гольц — мертв, даже рейхсмаршал Геринг мертв и уж, конечно же, Уайлдер Пэмброук теперь тоже мертв. И весь правящий Совет, все эти столько лет таившиеся в полумраке фигуры, которые стояли за нею, которых она прикрывала. При условии, разумеется, если фараоны выполнили отданный им приказ, впрочем, в этом сомневаться не приходилось.

Кроме того, отметила она про себя, я уже больше никак не смогу вершить делами в стране; информ–машины во всю постарались в своей слепой, чисто механической, но такой эффективной прыти. Они и Карпы. Так что теперь, решила она, настала очередь Карпов, пусть какое–то время поупиваются властью, а затем… Пока, в свою очередь, не сожрут и их, как это сделали со мною.

Я даже не могу теперь эмигрировать на Марс, продолжала размышлять она. Во всяком случае, на борту одного из марсолетов Луни Люка. В этом я сама виновата. Но есть и иные способы туда добраться. Есть большие торговые корабли, эксплуатирующиеся на вполне легальных основаниях, правительственные корабли тоже. И еще — очень быстроходные корабли, которые принадлежат военным; я, пожалуй, еще могла бы реквизировать один такой корабль. При посредничестве аппарата Руди, даже несмотря на то, что сам он не смертном одре — вернее на слесарном верстаке для разборки.

Официально армия присягнула ему; ей положено делать то, что он велит.

— Вы себя нормально чувствуете? Кофе вам не повредит? — на нее внимательно смотрела миссис Конгросян.

— Спасибо — ответила Николь, — вполне нормально.

Она последовала за миссис Конгросян в кухню этого просторного старинного дома.

За окнами теперь дождь хлестал вовсю. Николь снова задрожала и решила больше не глядеть на улицу; дождь страшил ее, он был дурным знамением.

Напоминанием о злосчастной судьбе, что могла быть ей уготована.

— Вы сего–то боитесь? — вдруг сочувственно спросила миссис Конгросян.