— Какого ворона, Квинт Марций?! — рычал Марк Фурий. — Ты теперь станешь расстреливать своих?

Вряд ли карбонийские помехи настолько сильно искажали передачу по каналу связи, чтобы лицо Либертина цветом почти не отличалось от кожуры спелого томата.

— Да успокойся ты, ради всех богов, — вздохнул Квинт Марций, всерьез опасавшийся, как бы Фурия не хватил инфаркт прямо на мостике. — Мы ведь не к парфам переметнулись, в конце концов. И не к пунам. «Аквила» по-прежнему верна Республике.

Командир центурии застыла рядом с Марком Фурием, и по её миловидному нежному личику прочитать мысли было сложно. Как и все Марции, девушка умела сдерживать обуревающие её эмоции.

— Тогда почему мы находимся у твоих торвенторов на прицеле? — кипел командир либурны.

— На всякий случай, — уклончиво заявил префект. — Нам не нужны неприятности только потому, что тебе вдруг захочется выслужиться перед Бибулом.

Квинт Марций очень рассчитывал на ораторское искусство Гая Ацилия. Лидер популяров должен, по идее, уметь очаровывать не только наивных напарниц-лигарий да по уши влюбленных в него самого и его идеи навархов, но и совершенно посторонних пилотов — весьма завистливых и амбициозных. С кого-то же надо начинать агитацию, верно?

— Мы не хотим причинить вред соратникам, мы хотим договориться, — сказал Квинт и в упор уставился на Либертину.

Она, конечно, еще слишком молода и только недавно стала центурионом, чтобы в открытую противопоставить свое мнение мнению командира корабля, но она — Марция, а значит, имеет собственную точку зрения на происходящее. И когда девушка в ответ улыбнулась, одними только глазами, но по-родственному доверительно, у Квинта отлегло от сердца.

В фамильных особенностях генетической линии есть и приятный аспект — родичи предсказуемы, а их поступки прогнозируемы. Чего о патрициях не скажешь.

Курион вновь удивил Квинта Марция, по-хорошему удивил. Он не стал испытывать терпение Марка Фурия, выдавая на гора еще одну проникновенную речь о коварстве оптиматов.

— Мы знаем, что всякая служба Республике почетна, но у меня складывается впечатление, будто такой опытный наварх, как ты, Либертин, достоин большего. Очевидно же, — Гай Ацилий как бы раскрыл ладони в сторону собеседника. — Тебя, Марк Фурий, откровенно недооценивают.

Намек был достаточно прозрачен, чтобы командир «Либертас» понял его однозначно. Хитрый патриций мгновенно вычислил уязвимое место своего собеседника. А неудовлетворенные амбиции и годами копимые обиды — самая плодородная почва для прорастания мятежных настроений. Известно же, что флотские чины бдительно следят за политическими раскладами, а потому уж кому-кому, а Фурию Либертину точно известны цели и задачи, которые провозглашали популяры.