Светлый фон

Теперь Галактическая Империя представляла собой … двадцать аграрных миров!

Дагобер — IX, правитель двадцати аграрных миров, населённых обедневшими помещиками и угрюмыми нищими крестьянами, был Императором Галактики, повелителем всего сущего…

Дагоберу — IX было двадцать пять лет, когда он вместе с отцом прилетел на Неотрентор. До сих пор он не забыл славу и мощь Империи. Но его сын, который в один прекрасный день должен был стать Дагобером — Х, родился на Неотренторе…

Двадцать миров — вот всё, что он знал.

…Скоростной катер Джорда Коммейсона был самым шикарным из средств передвижения на Неотренторе. И это было понятно. Дело тут было не только и не столько том, что Коммейсон был крупнейшим землевладельцем на Неотренторе. Это — полдела. Главная причина была в том, что в первые дни обитания здесь он был правой рукой и злым гением юного крон-принца, виновником последнего вздоха ещё не старого Императора. Теперь он стал правой рукой и злым гением ещё не старого крон-принца, который ненавидел старого Императора и только об одном и мечтал — как бы скорее занять его место.

Поэтому Джорду Коммейсону, проплывавшему над городом в своем катере, украшенном золотом и перламутром, не было нужды напичкивать своё транспортное средство бластерами — и так было ясно, кто летит. Он пролетал над землями — своими землями, над полями колышущейся на ветру золотой пшеницы — своими полями, над своими молотилками, своими комбайнами, на которых трудились его старательные фермеры и водители, — летел и преспокойно размышлял о своих делах.

Рядом с ним сидел его водитель, который мягко и плавно вел катер невысоко от поверхности планеты и благодушно улыбался.

Джорд Коммейсон, подставив лицо ветру и солнцу, спросил:

— Помнишь, что я говорил тебе, Инчни?

Мягкие седые волосы Инчни развевал ветерок. Тонкие губы раздвинулись. Улыбка обнажила редкие желтые зубы. Вертикальные морщины на впалых щеках стали глубже. Казалось, у него есть какая-то тайна, которую он скрывает даже от самого себя. Свистящим шёпотом он ответил:

— Помню, господин, и я подумал…

— И до чего же ты додумался, Инчни?

Он с нетерпением ждал ответа.

А Инчни вспоминал, как он был молод и недурен собой, что на старом Тренторе он был лордом, а на Неотренторе стал пешкой, что и в живых-то он остался исключительно благодаря милости сквайра Джорда Коммейсона и что платил тот ему не за вождение катера за исполнение его хитрых поручений. Он тихо вздохнул и прошептал в ответ:

— Гости из Академии, господин, — это очень кстати. В особенности, господин, когда они прилетают на одном — единственном корабле и среди них только один сильный мужчина. Их надо бы принять как положено.