Вернее, гостья.

Это старая регентша из храма Девы Сновидений. Она звонит в колокольчик у ворот. Колокольчик словно охрип от долгого молчания. Лореаса спускается вниз и открывает калитку. Регентша смотрит на нее, строго поджав губы и склонив к плечу седую, как одуванчик, голову. Она похожа на большую белую сову. Лореаса напрягает память и произносит какие-то обычные слова – кажется: «Добрый день, вы что-то хотели?»

– Да, – говорит регентша. – Я хочу спросить: можно ли ждать, что в мой хор вернется Геллена?

Лореаса на мгновение зажмуривается.

Когда она открывает глаза, то видит, что лицо старушки яснеет. Морщины ее разглаживаются. Кажется, будто регентша готова улыбнуться. Она что-то поняла, мудрая женщина, и теперь смотрит на Лореасу ободряюще. Взгляд ее отчего-то и впрямь придает Лореасе сил, хотя кто она и что она значит, эта маленькая старушка…

Снег сошел не весь, но в саду уже пробивается первая зелень. Воробьи чирикают радостно: «Мы выжили, мы выжили, зима прошла!»

– Можно, – отвечает некромантисса. – Я очень надеюсь, что это случится.

Седая регентша покусывает губу, чуть щурясь. Она обута в зимние ботики, одета в теплую серую юбку и розовый жакет, а кружевной воротник ее блузки бел как сахар. Глядя на нее, Лореаса вдруг вспоминает, не разумом, но сердцем: мир живой и вечный. Зло уходит, а добро остается.

Она ждет, что регентша скажет: «Благослови Дева», – но та просто говорит:

– Удачи вам.

Лореаса кивает. Она уже очень давно не разговаривала с людьми, отвыкла от этого, и на сегодня ее запас слов весь вышел.

Но она думает, что им действительно, действительно понадобится удача.

Уже скоро.

День и час известен им с самого начала.

И все равно это случается внезапно.

На небе ни облачка, но на дом и сад ложится тень. Солнце блекнет и выцветает, небо кажется застиранной скатертью. Становится холодно, но не свежо. Ветра нет. Кажется, будто повсюду легла пыль – толстые ковры нетронутой серой пыли. Растения увядают и плесневеют. Вещи становятся старыми.

Замирает в ужасе дом, кряхтит и скрипит полами и лестницами. Шторы и покрывала сыплются гнилыми нитками. На меди темнеет патина. Потолок над камином на глазах покрывается черной гарью, и жирная грязь расползается по мебели и коврам.

Прах земной перестает возиться с крупой и встает.

Это первое за год движение, которое она сделала без приказа. И хотя причина его понятна, по коже у видящих это все равно сбегают мурашки.