* * *

Дональд с забавной фамилией Эшспэрроу, посмертный сын канцлера Империи Мономифа. Пилот. Истребитель. Убийца. Он родился на полгода раньше меня, и все его детство — это огромный корабль и яркие лабораторные лампы, пытливые взгляды, странные тесты. Ученые имели строжайший приказ: внимательно следить за тем, чтобы причуда давно уже мертвого канцлера оставалась человеком. Дональд запомнил о своем детстве немного: однажды опыты прекратились, и ему стало пусто.

Я представляла себе ребенка, бродящего по кишкам и пищеводам «Тени», и мне было страшно. Звенящие стражи перешагивали через малыша, офицеры приносили его в лаборатории, когда Дональд забирался слишком далеко. Синеглазый паренек хотел общаться и учиться, а исследователи замеряли пульс и ставили уколы.

Дональд рос в окружении молчания, полутьмы и книг. Святое небо, как это банально. Почему дети не растут на дешевых шоу, почему их не подсаживают на бесконечные сериалы? Мой обормот рос на длинных-предлинных историях, одобренных Имперскими канцеляриями. Книги были скучными, там всегда побеждал Человек, и врагам становилось плохо, а Человек был всегда прав, даже если предавал всех вокруг во имя Великой Цели.

Человеком Дональд вырос. Вот только почему-то не вырос тупым оболваненным фанатиком.

Гены, наверное.

С двенадцати лет его посадили в корабль. Так Дональд впервые увидел сверхдредноут снаружи. В тот же день его познакомили с отцом, но в последнем он не уверен — слишком уж яркое впечатление произвела на него «Тень».

«Придет день, и ты сможешь в одиночку уничтожать таких же больших врагов».

Парень сидел в углу своей каюты — почему-то я вижу это так — и думал о словах отца. Не мог он не думать о них — маленький мальчик, умеющий врастать в мощную скорлупу и больно драться десятками видов космического вооружения.

Тогда в его жизни появилась Рея.

* * *

— …Однажды меня позвали в огромный испытательный отсек. Кто-то из ученых решил п-побаловать зрелищем. Там что-то происходило, в н-наблюдательной все суетились, писали и копировали д-данные на ручные терминалы. Но я тогда мало что запомнил: там мелькало, стреляло, звучали взрывы, плохо заглушенные силовыми п-полями. В толпе прозвучало слово «Лиминаль», и оно мне показалось приятным. Т-такое хорошее слово…

Перехватив мой взгляд, Дональд кивнул:

— Да. Мне всегда нравились слова. Незнакомые, з-знакомые. И каждое из них я образно представлял. М-можно сказать, что я влюбился в Рею до того, как ее увидел.

Фраза пахла дрянной трагедией и страшной детской любовью мальчика, у которого никогда не было матери. Увы, Дональд даже не попытался меня разочаровать.