— Себе поставь. За мой счет.

Санитары хмыкнули.

— Вас в медотсек, видимо?

— Ну, мне кажется, да. Но вам виднее, — я замолчала: как-то вдруг сообразилось, что я до сих пор не знаю, где нахожусь. Тревога отзвучала, над головой снова мелькали лампы, в животе что-то больно-пребольно дергалось, будто полуоторванное.

— Что это за корабль? Где мы?

— Это «Джаганнатха», госпожа капитан, — откликнулись слева.

— «Джаганнатха»? А где сейчас войд-коммандер Трее?

В наступившей тишине был только шорох каталки. Мне отчего-то показалось, что невидимые санитары переглянулись.

— Она в медикаментозной коме.

— В коме?

— Э, да. Вообще-то, по логам вашего фрегата, вы ее и ввели в кому. Множественные повреждения брюшины, отсечены обе ноги, черепно-мозговая…

Голос санитара уплывал в боль.

Ну, здравствуй, мой новый призрак. Голос Трее, руководивший мною в Закате. Ее советы, ее образ в командирском кресле — ты не можешь без дырки в голове, госпожа инквизитор Кальтенборн.

«Но я прогрессирую, — улыбнулась я. —Теперь мой внутренний голос хотя бы живой».

— Черт, но что за тревога-то была?

— А кто его знает. Думаешь, опять не расскажут?

Я очень хотела сказать, что тревога была отличнейшая. Что Дональд Эшспэрроу снова сбежал, что он подставился, выкачал из имперских лабораторий все данные о Лиминалях и красиво ушел. Я очень хотела объяснить двоим случайным попутчикам, что все так получилось благодаря печати высшего допуска, триумфу по случаю завершения миссии и банальному разгильдяйству.

Я хотела пообещать, что Трее выздоровеет, даст мне фрегат, и я поймаю ублюдка, который решил, что может просто так сбежать от меня.