— Именно так. Не надо перепрограммировать на стрельбу по людям. Понимаю, эта просьба может повредить твоей карьере, но она единственная.

Тапи сглотнул и уперся взглядом в пол.

— Папа, я все-таки должен задать один вопрос. Ты собираешься нарушить закон. — Он протянул руку, коснулся отцовского запястья. — Ты уверен, что это послужит на благо Гекзамону?

— Да, — сказал Ольми. — Думаю, по большому счету — да.

Тапи попятился.

— Если так, не надо больше ничего говорить. Все, что смогу, я сделаю. Но если будет хоть малейший намек на… если… — На лице юноши отражались гнев и смятение.

Ольми закрыл глаза и сжал руку сына.

— Если будет хоть тень подозрения, что я лжец и предатель, перепрограммируй.

— Что-нибудь еще? — угрюмо спросил Тапи.

— Я уже благословил тебя.

— Я хоть когда-нибудь узнаю?

— Если у меня будет один-единственный шанс, я все тебе расскажу.

— Папа, ты идешь на смерть?

Ольми покачал головой.

— Не знаю.

— Что передать маме?

Ольми вручил ему блок.

— Вот это.

Тапи сунул блок в карман, шагнул к отцу и порывисто обнял его.

— Не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы насовсем. В тот раз я не смог этого сказать. — Он отступил, и Ольми увидел на его щеках слезы.