Осколки дней, осколки ночей. Какая-то стая сидит с ней почти все эти кусочки времени. У нее на двух мордах две совершенно одинаковые отметины. Шелковинт? Эта стая ее кормила, поворачивала ей голову во время кашля или рвоты, мыла ее, когда ей случалось обделаться. Не всегда он был любезен. Много раз он грубо вытирал ей лицо мокрой тряпкой. Впадал в ярость, щелкая зубами.

– Я тут подтирка для пленника! – сказал он однажды. Это было забавно, но он еще ругался, что она бредит. – Ты повторяешь мои слова, – прошипел он ей, приблизив голову к ее горлу. – Подтирка для пленника, подтирка для пленника… заткнулась бы ты?

Дольше всего время тянулось днем. Она лежала в теплых одеялах, привязанных поверх медленно движущейся телеги. Когда она открывала глаза, пейзаж бывал разный: крепость в снегу, Шелковинт, правящий керхогами, Ганнон Йоркенруд. Джефри, идущий за следующей повозкой, и его изможденное лицо.

Были и другие стаи. Иногда они бежали рядом с телегой, и не один фрагмент воспоминаний начинался со слов: «Ну, так скоро она сдохнет?» Это спрашивала стая с рваными ушами. Шестерка, каждый элемент тяжелый, как самый большой у Амди, но мускулистее. По-самнорски стая говорила не очень хорошо – сборная солянка нескольких людских голосов.

Шелковинт отвечал:

– Очень скоро, мой господин Читиратифор. Видите сами, как повреждена у нее морда. Она слабеет день ото дня.

Стаи говорили тихо, никто из людей, кроме Равны, не услышал бы.

– Не вздумай торопить события, Шелковинт. – Части стаи смотрели туда, куда не доставал взгляд Равны. – Смерть должна быть естественной.

Может быть, Амди приходил поговорить, но Равна только помнила, как Шелковинт его прогонял.

Еще одна стая пришла как-то к Шелковинту – тощая, с маленькими телами пятерка. По-самнорски она не говорила, но вроде бы расспрашивала Шелковинта о неизбежной смерти Равны. Те элементы, которых она видела, смотрели светлыми недружелюбными глазами. В бульканье стаи слышалась убийственная злость.

Потом пришел самый длинный кусок времени. Он начался с визита Рваных Ушей. Стая молча шла несколько минут рядом с повозкой, просто рассматривая Равну.

– Она еще не умерла, Шелковинт.

Вздох.

– Да, господин мой Читиратифор.

– Дышит она по-другому. Глаза двигаются. Она не слабеет день ото дня, как ты утверждал. – Стая с рваными ушами сердито зашипела: – Человека должно быть легко убить, Шелковинт!

– Но вы велели не торопить события, господин. Да, эта двуногая может в конце концов выжить – но посмотрите на ее вбитую внутрь морду. У нее никогда не будет ума больше, чем у синглета.