– Да, надежно. – Керхоги беспокойно перетаптывались, будто и они поняли, что сейчас будет что-то необычное. – Вы идеально их расположили.

Читиратифор булькнул что-то остальным – как будто начинал представление. Равна расслышала в этих аккордах сочетание, означающее «ставки».

– А ты, самец, встань у следующего дерева слева.

– Но ничего не руби пока, – предупредил Шелковинт. – Надо посмотреть, спровоцирует ли одна атака все деревья.

Рваноухий красовался перед публикой.

– Бери топор, я сказал! – загремел он. – У тебя неплохой шанс выжить. – Он что-то сказал слушателям, в ответ забулькали. – Четыре против одного ставят за тебя. Но если не будешь делать, что я говорю, – смерть верная.

Его возницы наставили арбалеты.

Равна взялась за топорище и вытащила топор из влажной земли. С него осыпались хлопья игл, лезвие блеснуло в предзакатном свете. Топор не боевой, но недавно заточен.

Возницы и Читиратифор следили за ней через дорогу с присущим стаям вниманием, которое всегда вызывало у нее беспокойство. Это для них было не только развлечение. Если не считать держащих арбалеты элементов, каждый из них по большей части заполз под защитное прикрытие корневых кустов. Только Читиратифор, Шелковинт и Ганнон стояли на открытом месте. Ганнон огляделся, вроде бы понял, что открыт. Повернулся и двинулся под ближайший незанятый куст.

Теперь возницы шумели снова. Они запели, и от этой смеси гармоник у Равны уши заболели. Она знала значение распева: Давай, давай, давай! Бывали стаи, которые точно так пели на футбольных матчах.

Она обернулась к дереву у себя за спиной. Амди справа от нее танцевал вокруг в испуганном возбуждении, подвигаясь ближе к корневому кусту, который мог его защитить. Ничего по секрету он сказать сейчас не хотел – по крайней мере ничего такого, ради чего он стал бы рисковать, повышая голос до уровня человеческого слуха. Джефри слева смотрел на Амди, потом на нее… и вдруг она поняла, что они с Амди играют в игру, как в самом своем младенчестве, но сейчас ставка в этой игре – жизнь.

Давай, давай, давай!

– Ну ладно!

Она подошла к дереву, качнула топор в руке. Древний человек описал бы его как обоюдоострый топор, насаженный на рукоять от такелажного крюка. Тут никак ей было не использовать полную силу, как было бы с настоящим, для человека сделанным топором.

Но наточен он был остро.

Дерево было примерно восьмидесяти сантиметров в поперечнике, кора гладкая, почти как кожа младенца, но светло-буйволового цвета, который у современных хомо сапиенс встречается редко. Дерево вроде бы ничем не отличалось от тысяч других таких же, которые ей попадались последние дни. Прямой ствол тянулся метров на сорок вверх – красивая гладкая башня. Нижние ветви росли горизонтально, ближайшая сантиметрах в тридцати над головой, и снопы игл торчали из утолщений, которые Шелковинт назвал «узлами натяжения».