Кохрейну эта информация не показалась ни доходчивой, ни наталкивающей на какие–нибудь мысли.

— И что происходит?

— Обе пластины поля Дэбни все время с нами! — торжествующе сказал Джонс. — Мы находимся в поле постоянно, и когда приземляемся в атмосфере, тогда тоже, и корабль практически не имеет массы, даже когда заходит на посадку. У него есть вес, но практически нет массы. Разве вы не видите разницы?

— Как это ни глупо, не вижу, — признался Кохрейн. — Не имею понятия, о чем вы говорите.

Джонс терпеливо посмотрел на него.

— Теперь мы можем убрать наш выхлоп за пределы поля! Корабельного, я имею в виду, а не главного!

— Я все еще не уловил, — сказал Кохрейн. — Множественный склероз мозговых клеток, надо полагать. Позвольте просто поверить вам на слово.

Джонс сделал еще одну попытку.

— Попытайтесь понять! Смотрите! Когда мы приземлялись в первый раз, нам пришлось израсходовать много топлива, потому что хвост корабля не был в поле Дэбни. Он имел массу. Поэтому нам пришлось использовать мощность ракетных двигателей, чтобы замедлить эту массу. В поле у корабля почти нет массы — в зависимости от напряженности поля, но реактивная сила ракет зависит от массы, которая отбрасывается назад. Если взглянуть с этой точки зрения, в поле Дэбни ракетные двигатели не могут сильно толкать корабль. Значит, поле Дэбни не должно давать нам никакого выигрыша. Понимаете?

У Кохрейна в мозгу что–то забрезжило.

— Ах, да. Я думал об этом. Но преимущество есть. Корабль–то работает.

— Потому что, — сказал Джонс снова с торжеством в голосе, — эффект поля частично зависит от температуры! Газы в ракетном факеле нагреты на тысячи градусов! У них нет обычной инерции, зато есть то, что можно назвать тепловой инерцией. Когда они достаточно нагреваются, то приобретают что–то вроде мнимой массы. То есть наше топливо не имеет никакой инерции, о которой имело бы смысл говорить, когда оно холодное, но приобретает что–то вроде заменителя инерции в разогретом состоянии. Поэтому корабль может передвигаться в поле Дэбни!

— Какое облегчение, — сказал Кохрейн. — Я думал, вы собираетесь сказать мне, что мы никак не могли взлететь с Луны, и чуть не спросил, как мы умудрились добраться досюда.

Джонс снисходительно улыбнулся.

— А сейчас я пытаюсь объяснить вам, что мы можем вынести ракетные факелы за пределы поля, которое действует от носа до хвоста! Когда мы приземляемся, наш корабль и топливо практически не имеют массы, а выбрасывается оно туда, где у него есть масса, и получается практически такой же эффект, как, если бы мы отталкивались от чего–нибудь твердого! Мы взлетали с Луны с запасом топлива на пять–шесть взлетов и посадок в условиях земной гравитации. Но с этим фокусом топлива хватит на пару сотен!