– Он горький пьяница – как налижется, так и звонит. Думаешь, приятно его утешать?

– Конечно же нет! Собственно, я о чем? О том, что никогда не задавал вопросов, куда ты ходишь, с кем время проводишь. По вечерам, когда ты из дому выскакивала, разве я хоть словом, хоть жестом…

– Да никогда я по вечерам не выскакивала, – перебила жена. – Ну, может, в кино раза два.

– Я же не в упрек! – Лицо у Дональдсона было суровое, напряженное. – Просто хочу сказать, что ревнивец на моем месте, параноик какой-нибудь, ко всем этим мелочам обязательно придирался бы. А я – ни-ни. Я не узколобый! Что, разве не так?

– Конечно же так. – Фэй уже пошатывалась, сидя с полусмеженными веками.

Дональдсон едва не застонал. Он знал, что сон близок – неудержимый, непобедимый, – а под прикрытием сна крадется опаснейший враг. Но прежде чем враг запишет на свой счет очередную победу, необходимо что-то сказать, как-то изменить безжалостный ход событий.

– Так к чему я, собственно, веду, – резко повысил голос Дональдсон, и жена вздрогнула, распахнула глаза. – А веду я вот к чему: на моем месте точно так же реагировал бы любой мужчина. Дело, следовательно, не во мне, а в тебе, ведь это по твоей вине я оказался в нелепейшей ситуации. Ну скажи, кому такое может понравиться?

– Ничего плохого я не делала, – возразила Фэй. – У меня не получается контролировать… Я жертва обстоятельств, точно такая же, как и ты. Уолтер, ты не вправе меня винить.

– То есть как это не вправе! – изумился Дональдсон. – Это с тобой происходит, не со мной.

– Господи, – тяжко вздохнула она, – когда же это кончится? Уолт, милый, я сегодня на работе вымоталась, и уже так поздно.

Она сбросила шлепанцы, легла, медленно закрыла глаза.

– Нет, черт возьми! – вскричал муж, потрясая кулаками. – С этим надо разобраться сейчас же, пока снова не началось. Надо, Фэй! Если повторится – клянусь, я не знаю, что сделаю!

Своего он добился – разбудил жену.

– Милый, успокойся, сегодня ночью ничего не будет. Это просто исключено, потому что у меня совершенно нет сил. Сколько времени?

– Два десять.

– Боже…

– Я понимаю, понимаю, – взял Дональдсон убеждающий тон, – уже очень поздно, ты устала. Но мы должны что-то сделать, прежде чем это повторится. Думай, милая, думай. Почему с тобой такое происходит? Не с кем-нибудь, а только с тобой?

– Я сто раз говорила, – едва шевеля от изнеможения губами, ответила Фэй, – что понятия не имею. Если бы что-нибудь понимала, ну хоть самую капельку, обязательно бы рассказала, клянусь. Мне это так же противно, как и тебе.

На лице Дональдсона появилась ироническая ухмылка.