К ужину неутомимая Мидзуэ изготовила аппетитный горячий шотландский пудинг. Капитан Поздняков громогласно сзывал экипаж, возглашая:

Недовольный Жанно пробасил что-то нелестное о бараньей требухе, наполняющей деликатес. Поздняков, ничтоже сумняшеся, посоветовал экзобиологу поймать на ужин пару лягушек, благо климат способствует. Жанно пообещал в точности выполнить указание командира, подсадив лягушку на барную стойку. Услышав это, Мидзуэ пообещала спорщикам день бедуинской кухни с жареной саранчой, тухлыми яйцами и прокисшим молоком верблюдицы. Павлыш хотел вмешаться, высказавшись на тему сравнительных достоинств верблюжьего молока перед медвежьим или китовым, но в дверь постучал радист:

— Владислав Владимирович, радиограмму примите.

Десять коротких слов. В них вся Марина — стремительная и страстная, насмешливая на людях и бесконечно кроткая в минуты любви. Каюту словно овеяло запахом жимолости, на губах стало сладко. К чертям ужин! Захлопнув двери каюты, Павлыш достал блокнот, ручку и сел сочинять ответ, пытаясь вместить в тесные буквы огромную радость. Он был не мастак говорить красиво, но Марина точно понимала его. Триста шестьдесят один день до встречи — поскорей бы.

Кое-как сочинив, наконец, послание, Павлыш снова надел пиджак и отправился в радиорубку. Он ощущал неловкость оттого, что придется диктовать слова любви радисту Цыганкову, но просить о разрешении отправить радиограмму самостоятельно было бы еще большей глупостью. Радиста на месте не оказалось — скорее всего, резался в шашки со вторым пилотом или возился с огурцами в теплице. Павлыш не расстроился — огромная радиорубка, пыльная, несмотря на все усилия роботов, полная странных приборов, ламп, лампочек, кнопок, кнопочек, тумблеров и верньеров, была любимым местом на корабле. Космический шум, обрывистые сигналы, непонятные фразы на незнакомых языках манили доктора, очаровывали его. Опасливо оглянувшись, чтобы никто не застал за детским баловством, Павлыш осторожно крутанул колесико большого приемника. По экранчику побежала волна сигнала, что-то затрещало, сквозь помехи пробился красивый, густой баритон:

«Шекспир, — подумал Павлыш. — Века проходят, слова не теряют силы».

— Шекспир, Владислав Владимирович, — подтвердил звонкий голос Юрика Цыганкова. — Опять в проверку связи играетесь? Договаривались же — без меня к приборам не подходить!

Павлыш потупился, безуспешно изображая вину. Радист обошел его, глянул на приборы:

— Что вы тут у нас накрутили? Позвольте-ка… Да это местная точка!

— Исключено, — возразил Павлыш. — Туристов здесь быть не может, ученых на планете нет. У катера другие позывные.