Колонию в дельте Амазонки сохранили — но лишь при условии, чтобы людям срочно предоставили возможность организовать аналогичную колонию на родной планете транксов Ульдом, в дополнение к значительно меньшему поселению на Ивовице. Для колонии избрали место на возвышенности, которую двуногие вскоре привыкли называть Средиземным плато. Для транксов эта местность являлась слишком сухой и холодной. Неожиданные события вынудили людей и транксов столкнуться лицом к лицу, и вскоре обе расы обнаружили друг у друга такие точки соприкосновения, каких официальная дипломатия вовек бы не нашла. И были предприняты первые робкие шаги для преодоления отвращения, которое обе расы испытывали к внешнему виду друг друга.

А что же Чило Монтойя? Он, в сущности, хотел лишь спокойно вернуться в свой мир трущоб, где он родился и вырос, но уже при деньгах. Однако внезапно обнаружил, что из мелкого уличного воришки превратился в пионера первого межрасового контакта. К подобной широкой известности он вовсе не стремился, но когда стала известна роль беглого вора во всем этом деле, у него попросту не осталось выбора. Чило Монтойю осаждали репортеры, жаждущие взять интервью, он попал в программы мировых новостей, ему постоянно напоминали о том, как мало он знает, задавая вопросы, на которые он не мог ответить, и спрашивая его мнение о предметах, о которых он отродясь не имел никакого мнения. Ему все время приходилось торчать на виду у любопытного света, не имея возможности ни на миг укрыться от назойливого внимания. Его постоянно гоняли, шпыняли, допрашивали, цепляли, он сделался притчей во языцех и предметом умных рассуждений, и вскоре уже начал жалеть, что ему пришло в голову зашибить деньжат на случайном знакомстве с инопланетянином.

Измученный и загнанный безжалостными средствами массовой информации и толпой, падкой на негодяев, Чило умер куда раньше, чем мог бы,— и публика, любящая сотворять себе мелких кумиров, посмертно облагородила его образ. Похороны его были безумно роскошными, репортаж о них транслировали на всю планету, а также на все прочие планеты, принадлежащие людям и транксам. Сам Чило, вероятно, пожалел бы о такой куче денег, угроханных совершенно впустую.

Однако, по крайней мере, памятник, который возвели над его могилой, выглядел и вправду величественно.

Транксы вели себя скромнее. Весьма консервативное транксское учреждение, ответственное за представления, в обычной ситуации предпочло бы проигнорировать произведения поэта, прославившегося в первую очередь своими антиобщественными поступками, однако шумиха, которую люди подняли вокруг этих произведений, вынудила транксов оценить их по достоинству. Ибо стихи покойного Десвендапура были проникнуты воистину всепоглощающей силой и страстью.